Введение во храм Пресвятой Богородицы — «врата Зимы»

Великий христианский Праздник Введения (входа) во храм Пресвятой Богородицы относится к двунадесятым непереходящим праздникам Православной Церкви и отмечается 4 декабря по новому стилю. Ранние сведения о празднике Введения во храм Пресвятой Богородицы относятся к VII — VIII векам. В честь этого события в V или VI веке в Иерусалиме, в ограде мечети Омара был возведён храм, который стоял на месте, где некогда жила Дева Мария. Митрополитом Георгием Никомидийским (IX век) и архиепископом Василием Кесарийским (XI век) были написаны стихиры и каноны, исполняемые в данный праздник. В православной церкви праздник окончательно вошёл в число двунадесятых, великих только после XIV века. Праздник Введения предвосхищает событие Рождества Христова; в храмах начинают петь:

Христос рождается, славите!..

Продолжается праздник Введения пять дней; его отдание совершается 8 декабря. О событии Введения во храм Девы Марии сообщает раннехристианское предание, зафиксированное в апокрифе II века. «Книга о рождестве Марии», позднее названного «Первоевангелие Иакова Младшего»^[1], а также тексты бесед и проповедей св. отцов Кирилла Алесандрийского, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина и других. Согласно преданию, родители Девы Марии до старости были бездетны и дали обет: если у них родится дитя, они посвятят его служению Богу. Когда Пресвятой Деве исполнилось три года, родители решили выполнить своё обещание. Собрав родственников и знакомых, одев Марию в лучшие одежды, с пением священных песен, с зажжёнными свечами в руках они привели её в Иерусалимский храм. Там их встретили священники во главе с архиереем. В храм вела лестница длиною в 15 высоких ступеней. Мария, будучи малолетним ребёнком, казалось, не смогла бы сама взойти по этой лестнице. Но как только её поставили на первую ступень, она быстро преодолела остальные и взошла на верхнюю. Затем Марии было позволено войти в Святая святых — внутренний алтарь, место, куда из всех людей только раз в году входил первосвященник с очистительной жертвенной кровью. Этим была явлена её особая роль в судьбе человечества. Иоаким и Анна возвратились домой. Мария, оставшись жить при храме, находилась под надзором и руководством благочестивых наставниц, обучавших её Священному Писанию, проводила время за молитвой и рукоделием. Считается, что событие Введения во храм стало началом нового этапа в жизни Марии. Она пробыла при храме до 12 лет, а затем, решившая сохранить девство и посвятить себя Богу, была поручена заботам Иосифа Обручника^[2].

Двадцать первое ноября^[3], день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, отмечено в народном месяцеслове целым рядом особых поверий и связанных с ними обычаев.
Сохранился целый ряд простонародных песенных сказаний, являющихся в то же самое время и хвалебными величаниями впервые вступившей во храм Господень Пресвятой Деве:

Ты во церковь приведеся, архиереом воздадеся и от ангел предпочтеся,
Приведутся девы, ближняя Ея, во след Ея во Святыя Святых!
Захария сликовствует, пророчески извествует, веселяся торжествует.
Руце старец простирает. Царицею называет, сладкимя гласы воспевает.
Днесь подъемлет старец Деву, да возведёт Евву, да разрушит клятву древню.
Евва, ныне веселися: се Девая Днесь явися, на престоле спосадися.
Дух Святый осеняет, а Девая принимает, трилетна всем ся являет.
Прилетают херувими, окружают серафими, поют гласы трисвятыми.
Ангел пищу принашает, а Девая принимает, кверху руце простирает
Приведутся девы, ближняя Ея, во след Ея во Святыя Святых!…

Другой, воспевающий этот праздник стих начинается словами о горах Сионских, на которых Бог «завет положил, свыше нам с небес свет Божий открыл, струями словес сердце напоил». В третьем — приглашаются торжествовать «патриарси», «вси девы» —  бодрствовать и «ликовствовать со пророки». В четвёртом — веселится праматерь-Ева. И во всех них явственно слышится благоговейное чувство народа-песнотворца, воздающего честь-хвалу Богоматери.
Переход от Михайлова ко Введеньеву дню имеет, по старинной народной примете, весьма важное значение для всей первой половины зимы. Если «Зимняя Матрёна» придёт на землю в такой силе, что, действительно, поможет зиме «встать на ноги», а Федор-Студит, точно сговорившись с нею, всё застудит, то санному пути в тот год не растаять до весенней распутицы. Когда же 10-го ноября, в канун дня, посвященного чествованию памяти св. Феодора, повиснет на древесных ветвях пушистая бахрома инея (в предзнаменование тёплой погоды), да если на следующие за Студитовым днём сутки будет порошить снежная пороша, то — стоять разводящим дороги оттепелям-мокринам вплоть до самого Введенья.
В этот же день в деревне ждут новой перемены погоды. Бывает, что на Введеньев день проезжает по горам и долам «на пегой кобыле» красавица-Зима, одетая в белоснежную душегрейку, и дышит на всё встречное таким леденящим дыханием, что даже вся нечисть, — о которой добрые люди боятся вспоминать на ночь, — а если и обмолвится кто о ней ненароком, то в ту же минуту оговаривает свою ошибку словами «не к ночи будь помянут», — даже все смущающие суеверную душу пахаря духи тьмы торопятся укрыться подобру-поздорову куда-нибудь подальше да поглубже от краснощёкой русской красавицы, замораживающей своими поцелуями кровь в жилах. Тогда говорят в народе:

Но случается, что погода пойдёт об эту пору совсем на иную стать. Приходилось русскому деревенскому люду видеть, что

Введенье ломает леденье,..

— почему и пошла гулять, рука об руку с только что приведёнными выше старинными поговорками, и молвь о том, что :

Введенские морозы не ставят зимы на резвые ноги…

Это, не согласующееся с установившимся мнением деревни о прочности работы вековечных кузнецов Кузьмы-Демьяна, изречение стоит обок с тем, в незапамятные времена впервые выпущенным из уст народного опыта замечанием, что введенские оттепели надолго портят-бороздят белую камчатную скатерть зимнего пути и совершенно противоречат распеваемой местами и теперь ребячьей песенке, лет двадцать тому назад подслушанной в Симбирской губернии (в Ново-Никулинской волости Симбирского уезда):

Введенье пришло,
Зиму в хату завело,
В сани коней запрягло,
В путь-дорожку вывело,
Лёд на речке вымело,
С берегом связало,
К земле приковало,
Снег заледенило,
Малых ребят,
Красных девчат
На салазки усадило,
На ледянке с горы покатило…

В старину праздник Введение во храм Пресвятой Богородицы был днём первого зимнего торга. Белокаменная Москва начинала с этого дня расторговываться санями, свозившимися в неё к тому времени из промышлявших щепным и лубяным промыслами слобод и посадов, целыми грудами-горами складывавшимися на Лубянской площади, — укрепившей, вероятно, от этого и своё имя за собою. Между лубяными и санными рядами расхаживали калачники, пирожники, сбитенщики, приглашавшие покупателей и продавцов — «не ввести в зазор» их и «проведать стряпни домостряпанной, не заморской, не басурманской, не немецкой» и так далее. Сами торговцы Лубянского торга, славившиеся своим мастерством на красное слово, нет-нет да и выкрикивали заходившему в ряды люду московскому прибаутки, вроде:

Вот санки-самокаты,
Разукрашены — богаты,
Разукрашены-раззолочены,
Сафьяном оторочены!
Введеньев торг у двора,
Санкам ехать пора!
Сани сами катят,
Сами ехать хотят!
Ехать хотят сани
К доброму молодцу во двор,
К доброму купцу,
К хозяину тороватому,
Ко тому ли вожеватому!..

И сани, особенно ходко шедшие с рук у продавцов в этот день, пестрели-рябили в глазах у покупателей своею яркой росписью. Первое место по цене и хитрому узорочью занимали в красовавшихся грудах зимнего товара галицкие сани, раскрашенные не только красками, но и позолотою. К вечеру, если не вся, то добрая треть Первопрестольной, каталась на новых санях.
Со Введеньева дня в старину, — а местами и в настоящее время, — начинались не только зимние торги, но и зимние гулянки-катанья. К первому санному гулянью старинные люди относились как к особому торжеству. Наиболее строго соблюдались обступавшие его обычаи в семье, где были к этому времени молодожёны-новобрачные. В такой дом собирались — званые-прошеные — все родные, все свойственники, приглашались, по обычаю, «смотреть, как поедет молодой князь со своею княгинюшкой». Выезду последних предшествовало небольшое столованье, прерывавшееся «на полустоле», чтобы закончиться после возвращения поезда новобрачных во двор. Отправлявшиеся на гулянье молодые должны были переступать порог своей хоромины не иначе, как по вывороченной шерстью вверх шубе. Этим, — по словам сведущих, знающих всякий обычай, людей — молодая чета предохранялась ото всякой неожиданной беды-напасти, могшей, в противном случае, перейти ей дорогу на улице. Свекор со свекровью, провожая невестку на первое санное катанье с мужем молодым, упрашивали-умаливали всех остальных поезжан-провожатых уберечь «княгинюшку» ото всякой беды встречной и поперечной, а пуще всего — «от глаза лихого»:

Ой, вы, гости, гости званые,
Званые-прошоные!
Ой, вы, братья-сватья,
Ой, вы милые!
Выводите вы нашу невестушку,
На то ли на крыльцо тесовое,
Вывозите нашу свет-княгинюшку
Белою лебёдушкой…
Берегите-стерегите её:
Не упало бы из крылышек
Ни одного пёрышка,
Не сглазил бы её, лебёдушку,
Названную нашу доченьку,
Ни лихой удалец,
Ни прохожий молодец,
Ни старая старуха — баба злющая…

Сани молодых, наособицу изукрашенные коврами, полостями и резьбой-росписью, выводились со двора первыми. Следом за ними тянулся длинный поезд, если менее богатый, то не менее пёстрый, снаряжённый хозяевами для званых гостей. Молодые ехали в своих раззолоченных и разукрашенных «с выводами» санях «княжеских», ехали и знай — отвешивали поклоны по сторонам: они впервые показывали себя и своё молодое счастье народу честному, соседям ближним и дальним. За поездом бежали ребята с весёлыми криками; на поезжан любовался отовсюду, со всех крылец, люд православный, охочий и теперь поглядеть на всякое подобное зрелище. И не было от этого гляденья никому никакого зазора: одни показывали себя, другие — смотрели.
В следовавшем за молодыми поезде раздавались весёлые песни, прерывавшиеся иногда и не менее веселыми здравицами, относившимися «ко князю с княгинюшкой»: гостям ставились в сани и сулеи с романеями, и жбаны с мёдами крепкими, чтобы их «не заморозили Морозы Морозовичи введенские». Если гулял на санях «князь» из боярской семьи, то молодые сидели на медвежьей шкуре, а посторонь их саней бежали шустры-скороходы, походя забавлявшие молодых своим скоморошьим обычаем.

По возвращении поезда с гулянья показавшую себя народу невестку встречали на крыльце поджидавшие свёкор со свекровью, принимавшее её из рук молодого за руки и потом низко кланявшиеся поезжанам за то, что они «уберегли белую лебёдушку, их доченьку богоданную ото всякого глаза, ото всякой притки, ото всякой напасти». Затем повторялся опять переход через шубу сданных с рук на руки молодых, и они вводились в покои, — где и продолжалось прерванное на полустоле весёлое столованье.
В настоящую пору этот любопытный обычай во все своей полноте не сохранился нигде; но живые тени его и до сих пор бродят ещё по неоглядному раздолью Земли Русской. В некоторых местах выезд на самое гулянье с течением времени перенесся на 22-е (Прокопьев день), а затем и на 24-е число, на Катеринин день.

comments powered by HyperComments