АвторВасилий Жуковский

царские врата

Пластина царских врат. XIII — XIV в. Из городища Старая Рязань

Святая Русь! — Какое глубокое получает это слово теперь, когда видим, как все кругом нас валится, единственно от того, что оторвался от него этот общий знаменатель, к которому нельзя уже теперь привести этих мелких, разнородных дробей, ничего целого не составляющих. Святое утрачено; крепкий цемент, соединивший так твердо камни векового здания, по плану Промысла построеннаго, исчез мало-помалу, уничтоженный едкою деятельностью ума человеческого. Что воздвигнется и может ли что воздвигнуться на этой груде развалин — мы знать и предвидеть не можем. Между тем наша звезда, Святая Русь, сияет высоко, сияет в стороне! Да сохранит ее Бог от затмения собственнаго и от насильственнаго увлечения в вихре соседних звезд, готовых разрушиться. Святая Русь — это слово ровесник христианской России. Оно дано ей, как говорят твои стихи, при ее крестинах, и никогда не потеряет своего глубокого смысла, хотя и вошло в разряд обыкновенностей (lieux communs). Скажу мимоходом, что я выше всего ставлю эти так называемые обыкновенности: они в языке и в жизни то же, что воздух, невидимо нас окружающий, без которого ни дышать, ни жить невозможно. То, что вошло в обыкновенность, принято всеми, для всех неотрицаемо; оно потеряло свою новость от своей давности, но по тому самому и есть всеобщая необходимая истина. Оно приобретает вдруг характер какого-то откровения, чудно выражающаго истину верховную — когда ему противоположится нечто, эту верховную истину отрицающее. Так и здесь: Святая Русь — как часто и давно это слово повторяется, как мы к нему привыкли, как многие употребляют его даже в ироническом смысле — но сказаное теперь [в противоположность тому, что в наших глазах повсеместно творится], не изумляет ли оно своею новостию и своею истиною? Не выражает ли оно для нас с новою убедительностию, одним звуком всего, что в течение веков сделалось нашею верою, любовию и надеждою? Не яснее ли означается в нем этот особенный союз наш с Богом, вследствие которого от наших праотцев перешло к нам и чудное имя его Русской Богъ [не Российский Богъ, как оканчивает своего Димитрия Донского Озеров]. Русской Богъ, — Святая Русь, подобных наименований Бога и отечества, кажется, ни один европейский народ не имеет. В выражении Святая Русь — отзывается вся наша особенная история; это имя Россия ведет от Крещатика; но свое глубокое значение оно приобрело со времен раздробления на уделы, когда над разными подчиненными князьями был один главный, великий, когда при великом княжестве было множество малых, от него зависимых, и когда это все соединялось в одно, не в Россию, а в Русь, то есть не в государство, а в семейство, где у всех были одна отчизна, одна вера, один язык, одинакия воспоминания и предания; вот отчего и в самых кровавых междоусобиях, когда еще не было России, когда удельные князья беспрестанно дрались между собою за ее области, для всех была одна, живая, нераздельная Святая Русь. Все вместе стояли за нее против нашествия и грабительства врагов неверных. Особенную же силу этому слову дали печальные времена Мамая: тогда оно сделалось для нас соединительным, отечественным, боевым криком; им утешала нас наша церковь, его произносили князья наши, неся в Орду свою голову за отечество, оно гремело на Куликовом поле; оно должно было получить удивительный смысл на устах Великого Иоанна III, уничтожившаго рабство татарское и вдруг явившагося самодержавным обладателем всея России. С того времени Россия стала государством, особенным достоянием царя, а Святая Русь осталась преданием, совокупным сокровищем царя и народа. Там наше могущество, наши многообъемлющие грани, наше государственное достоинство; здесь наша память о жизни праотцев, наша народная внутренняя жизнь, наша вера, наш язык, все, что собственно наше русское, что никому, кроме нас, принадлежать не может, что нигде, кроме Русской земли, не встретится, чего никто, кроме русского человека, и понять не может. Россия принадлежит к составу государств Европы: Святая Русь есть отдельная, наследственная собственность русского народа, упроченная ему Богом. Вся святость этой Руси и весь чудный характер народа русского [в котором такой светлый рассудок соединяется с такою твердою, спокойною, никаким вдохновением не воспламеняемою самоотверженностию] особенно выразились в ту минуту, когда бояре московские пришли к Иоанну IV умолять его казнить их, как будет на то его воля, но только не покидать престола русского. [Событие удивительное, в котором ясно означается, что правильные понятия политические, без всякого философического умствования постигнутые здравым русским умом, прямо истекают из того источника, из которого всякая истина истекает, из христианства, которое, несмотря на потрясение, претерпенное им в наше время, возьмет напоследок свое и сделается альфой и омегою всякой правды]. Другое слово нашего народа: Русской Богъ, имеет такое же глубокое, историческое значение. Подобные слова не случайно входят в употребление, они суть памятники, итоги вековой жизни народа. Слово Русской Богъ выражает не одну веру в Бога, но еще какое-то особенное народное предание о Боге, давнишнем сподвижнике Руси, виденном нашими праотцами во все времена их жизни, и счастливые и бедственные, и славные и темные, в этом слове наше бодрое, беспечное авось соединяется с крепкою надеждою на высшее Провидение, Русской Богъ есть то же в отношении к вере в Бога, что Святая Русь в отношении к России. Этот «Русской Богъ» есть удивительное создание нашего ума народнаго, понятия о Немъ, отдельно существующее при вере в Бога христианского, истекающей из божественного откровения, присоединено к ней, будучи выведено русским народом из откровения, в его истории заключающагося, понятия о Боге ощутительном, на опыте доказанном, повсеместно, без всякого проповедания признанном, понятие, одним только русским народом присвоенное. Смешно сказать: английский, французский, немецкий бог, но при слове Русской Богъ  — душа благоговеет: это Бог нашей народной жизни, в котором, так сказать, для нас олицетворяется вера в Бога души нашей, это образ Небеснаго Спасителя, видимо отразившийся в земной судьбе нашего народа.
Россия шла своим особенным путем, и этот путь не изменился с самого начала ее исторической жизни, несмотря на беспорядки, происшедшие от раздробления на уделы, которое наконец произвело и долгое татарское иго. Две главные силы. исходящие из одного источника, властвовали и властвуют ее судьбою, они навсегда сохранят ее самобытность, если, оставшись неизменными в своей сущности, будут следовать за историческим, необходимым ее развитием, будут его направлять и могущественно им владычествовать. Эти две силы суть церковь и самодержавие: одной, то есть самодержавию, принадлежит земной порядок и благоденствие общественное, им охраняемое; другой, то есть церкви, принадлежит дополнение земного благоденствия высшими благами иного порядка, дающими земному его истинное значение и возможную прочность.

В.А. ЖуковскийЖУКОВСКИЙ, Василий Андреевич (29.01.1783, село Мишенское, Белёвский уезд Тульская губерния, Российская империя — 12.04.1852, Баден-Баден, Германский союз) — русский поэт, создатель русского романтизма, академик Петербургской Академии Наук, воспитатель императора Александра II, государственный деятель, близкий друг А. С. Пушкина и родственник выдающегося философа и публициста П. А. Киреевского. В 1797 — 1801 Жуковский учился в Благородном пансионе при Московском университете, где начал писать стихи. К 1808 творчество его приобрело романтический характер, первые баллады: «Людмила» (1808) // «Кассандра» (1809) // «Светлана» (1812) написаны на основе иностранных литературных источников. В начале войны 1812 вступил в ополчение; откликом на военные события явились стихи «Певец во стане русских воинов» (1812) // послание «Императору Александру» (1814), принесшие ему широкую известность. С 1815 начинается двадцатипятилетний период его придворной службы, сначала в должности чтеца при императрице, вдове Павла I, а с 1825 — воспитателя наследника, будущего Александра II. К 1810 — 1820 относится расцвет творчества Жуковского. В это время созданы баллады «Эолова арфа» (1814) // «Вадим» (1817) // перевод баллады В. Скотта «Замок Смальгольм, или Иванов вечер» (1822) // романтические стихи «Цвет завета» (1819) // «Море» (1822). В начале 1830-х все большее место в его творчестве занимают переводы: поэмы Ф. Шиллера «Кубок» // поэмы Байрона «Шильонский узник». Написаны баллады на античные темы: «Торжество победителей» // «Жалоба Цереры». В 1831 написаны сказки: «Сказка о царе Берендее» // «Спящая царевна». В 1837 годус наследником-цесаревичем Жуковский объездил Россию и часть Сибири, а в 1838—1839 годах  путешествовал с ним по Западной Европе. В Риме он особенно сблизился с Гоголем. Получив почетную отставку в 1841, Жуковский принял решение переселиться в Германию, где весной этого года женился на юной Елизавете, дочери своего старого друга художника Рейтерна. Он делал несколько попыток вернуться в Россию, но состояние здоровья жены и надвигающаяся слепота не позволили осуществить эти намерения. Творческая деятельность Жуковского не ослабевала в последний период жизни. Он закончил начатый еще в России перевод индийской народной повести «Наль и Дамаянти» // перевел поэму «Рустем и Зораб» // «Одиссею» Гомера (1849). В 1845 написал «Сказки о Иване-царевиче и Сером Волке». Умер Жуковский в Баден-Бадене. Его прах был перевезен в Россию и погребен в Петербурге на кладбище Александро-Невской лавры

modal_quad ×

Примечание

  • Фрагмент из письма Василия Жуковского князю П. А. Вяземскому 23-го июля (5-го августа) 1848г, Кронталь, близ Содена. Письмо было своеобразным восторженным ответом-откликом на стихи Вяземского и позже было опубликовано как отдельная статья под названием «Святая Русь»
artpolitinfo_quad

Царство вместо Империи

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Подробнее в Царство вместо Империи
михаил фёдорович романов
«Обрание» или «Избрание»?

Несмотря на то, что с Сентября 1774 года, когда типографски впервые была издана Утвержденная Грамота...

Закрыть