Преставление преподобного Сергия Радонежского, всея Руси чудотворца

Как корабль, обременённый множеством сокровищ, тихо приближается к доброму пристанищу, так Богоносный Сергий приближался к исходу из сей временной жизни. Вид смерти не страшил его, потому что он готовился к ней подвигами всей своей жизни. Ему было уже за 70 лет; непрестанные труды изнурили его старческие силы, но он никогда не опускал ни одной службы Божией и:

чем больше состаревался возрастом, тем больше обновлялся усердием..,

подавая собою юным поучительный пример.
За полгода до кончины великий подвижник удостоился откровения о времени своего отшествия к Богу. Он созвал к себе братию и в присутствии всех передал управление обителью присному ученику своему, Преподобному Никону, а сам начал безмолвствовать. Наступил сентябрь 1391 года, и Преподобный старец тяжко заболел… Ещё раз собрал он вокруг своего смертного ложа всех учеников своих и ещё раз простёр к ним свое последнее отеческое поучение… Сколько простоты и силы в этом предсмертном поучении умирающего отца иноков! Сколько любви к тем, которых оставляет! Он желает и заповедует, чтобы его духовные дети шли тем же путём к царству небесному, каким шествовал он сам в продолжение всей своей жизни. Прежде всего он учит их пребывать в Православии.

Высокая черта духа Апостольского в преподающем завещание! Основанием всякого дела, всякого намерения, по учению слова Божия, должна быть вера, без веры угодить Богу невозможно. Но вера должна быть Православная, основанная на учении Апостолов и святых Отцев, чуждая суетного высокомудрствования, которое часто ведёт к маловерию и неверию и сбивает с пути спасения. Далее Преподобный завещавает братии хранить единомыслие, блюсти чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную, советует удаляться от злых похотей, предписывает умеренность в пище и питии, смирение, страннолюбие («страннолюбия не забывайте!» — эти слова Апостола, кажется, особенно любил повторять угодник Божий, и мы читаем их на многих древних иконах его, в развернутой хартии начертанные) и единственное стремление к горнему, с презрением суеты житейской…^[1]

Вот достолюбезный венец добродетелей, которыми украшал себя сам Сергий и которые он, как бесценное сокровище, завещавал своим возлюбленным ученикам! В своей последней, прощальной, беседе умирающий старец со всею силою отеческой любви заботился напечатлеть в детски преданных ему сердцах спасительные правила иноческой жизни; он многое напомнил им из того, что говорил прежде, и наконец заповедал не погребать его в церкви, а положить на общем кладбище, вместе с прочими усопшими отцами и братиями^[2].
Безмолвно стояли с поникшими главами скорбящие чада Сергиевы и с болью сердечной внимали последним наставлениям любимого старца. О, как тяжело было им расставаться со своим отцем, под молитвенным кровом которого им так тепло и уютно жилось! Кто без него утешит их в монашеской скорби так, как он умел утешать? Кто понесёт их немощи так, как носил любвеобильный их авва? Кто с такою горячею любовью будет пещись о спасении душ их? Нежнее матери был для них Сергий, и кто же в состоянии его заменить?
Особенно грустно было им слышать последнюю волю своего смиренного игумена относительно места его последнего покоя. Один вид могилы его в храме Божием, среди собора молящихся братий, мог бы служить для них некоторым утешением.

Нет, он не покинул нас — духом он с нами, вот и залог его незримого присутствия между нас, вот тут покоится его многотрудное тело» — так могли бы утешать себя осиротевшие дети. Но старец не желал быть погребённым в храме, и ученики лишались сего утешения… Не хотели они огорчать его смирения своим противоречием, а может быть и боялись, чтобы это противоречие не побудило старца сделать более строгое (например, с заклятием, как делали некоторые подвижники) распоряжение относительно места его погребения, и вот всякое слово замирало невольно на их дрожащих устах… А старец между тем с любовью смотрел на них; он видел их горе сердечное и тихим, изнемогающим голосом утешал их: «Не скорбите, чада мои! Я отхожу к Богу, меня призывающему, и вас поручаю Всемогущему Господу и Пречистой Его Матери; Она будет вам прибежищем и стеною от стрел вражиих!»…

Перед самым исходом души своей старец пожелал в последний раз приобщиться пречистого Тела и Крови Христовой. Руки учеников поддерживали его ослабевшие члены; с помощью их он приподнялся со своей убогой постели, чтобы встретить грядущего во святых Тайнах Господа; с глубоким благоговением вкусил он от Чаши Христовой и в изнеможении опустился на смертное ложе…
Весь исполненный благодатного утешения, он возвёл горе свои слезящие от радости очи и ещё раз, при помощи учеников, простёр к Богу свои преподобные руки… «Господи, в руце Твои предаю дух мой!» —  тихо произнёс святой старец^[3] и в дыхании сей молитвы отошёл чистою своею душею ко Господу, Которого от юности возлюбил…
Это было 25 сентября 1391 года^[4]. Лишь только Преподобный Сергий испустил последний вздох, несказанное благоухание разлилось по его келлии… Лицо усопшего праведника сияло небесным блаженством, и смерть не посмела наложить свою мрачную печать на святолепный лик новопреставленного старца Божия…
Немедленно старшие из братии отправились в Москву со скорбною вестью к Митрополиту Киприану. Они сообщили ему как завещание старца о месте погребения, так и усердное желание всей братии положить его в церкви Пресвятыя Троицы, им самим созданной, и просили его архипастырского о том распоряжения. И Святитель не затруднился благословить их на погребение смиренного игумена в церкви, хотя сам он не желал того. И вот, с горькими слезами и рыданиями, которые заглушали псалмопения, братия понесли честное и многотрудное тело своего великого отца и наставника в храм Живоначальныя Троицы… Весть о его преставлении привлекла в обитель множество народа не только из окрестных селений, но и из ближайших городов; каждому хотелось приблизиться и прикоснуться если не к самому телу Богоносного старца, то по крайней мере ко гробу его или же взять себе на память и на благословение что-нибудь из его одежды и келейных вещей. Тут были и Князья, и бояре, и почтенные старцы игумены, и честные иереи столицы, и множество иноков, — кто со свечами, кто с кадилами и святыми иконами провожая святые останки блаженного старца к месту последнего их упокоения. И похоронили его у правого клироса в церкви Пресвятыя Троицы.
Трогательными чертами изображает скорбь осиротевших учеников Сергиевых блаженный списатель жития его, сам свидетель и участник этой скорби:

Все сетовали, все плакали, воздыхали, ходили с поникшей головой… Встречаясь друг с другом, братия обливались слезами и в умилении скорбящего сердца изливали друг перед другом свои печальные чувства. «Прости, отче, благослови, возлюбленный о Господе брате! — так говорили они. — Вот добрый и блаженный старец наш покинул нас, ко Господу отошёл, сиротами оставил нас… Он ушёл туда, где ждёт его великая награда и воздаяние за все его труды и подвиги, ушёл с миром ко Господу, Которого возлюбил!.. Он уснул сном вечным и почил от трудов своих, а мы осиротели, мы вот оплакиваем его, нет его больше с нами, остались мы как овцы без пастыря, как корабль без кормчего, сад без сторожа, больной без врача!.. О, горе нам, бедным, сиротам безутешным…^[5]

И в горести души своей часто приходили они на могилу старца и здесь в слёзной молитве припадали к его мощам святым и беседовали с ним как бы с живым, поверяя ему скорбь свою:

— О святче Божий, угодниче Спасов, избранниче Христов! — говорили они. — О священная главо, преблаженный авво Сергие великий! Не забуди нас, убогих рабов твоих, не забуди нас, сирот своих; поминай нас всегда во святых твоих и благоприятных молитвах ко Господу, поминай стадо, тобою собранное, молись за нас, отче священный, за детей твоих; ты имеешь дерзновение у Царя Небесного — не премолчи же, вопия за нас ко Господу! Тебе дана благодать за нас молитися… Мы не считаем тебя умершим, — нет, хотя телом ты и преставился от нас, но дух твой с нами, не отступай же от нас, пастырь наш добрый…^[6]

Так оплакивали святые ученики святого старца, так крепко веровали они в его благодатное сопребывание духом с ними. И по вере их угодник Божий не оставлял их без утешения; так, однажды благочестивый инок Игнатий видел наяву во время всенощного бдения, что Преподобный Сергий стоит на своем месте игуменском и поёт вместе с братией. Это видение было как бы ответом любвеобильного старца своим присным ученикам из загробного мира, ответом на их сердечный молитвенный плач над гробом его… И поныне слышится этот трогательный плач у гроба Сергиева — каждый раз после молебного пения.
И много говорит этот плач душе богомольца, и каждый внимательный читатель жития Сергиева не может не согласиться с блаженным Епифанием, который говорит:

Покажите мне жизнеописания древних прославленных угодников Божиих, и мы увидим, что воистину ничем не уступал Сергий божественным мужам, в древности просиявшим, ибо и сам он был великим подвижником на пути к царствию небесному и пустыню населил добродетельными иноками. Похваляем его не потому, как будто он требует от нас похвал, — нет, мы только просим, чтобы помолился за нас сей истинный подражатель Христов!..

Заключим наше сказание о житии и подвигах Преподобного и Богоносного отца нашего Сергия словами святителя Платона, обращенными к самому угоднику Божию:

Святый муж, ныне и присно нами прославляемый! …Скончався вмале, ты исполнил лестр. 176та долга (Прем. 4, 13). Се уже около четырехсот (теперь уже пятисот) лет как Церковь празднует память твою: но пройдут и тысячи лет, а имя твое останется незабвенно. Да хотя б и люди до такого дошли развращения, что имя твое предали бы забвению, но оно у Бога вечно, в блаженной вечности записано в книгах животных° и из оных никогда не будет изгладимо… Хотя б чудесные силы, от тебя текущие, по судьбам Божиим, и иссякли, но истина Евангельская пребывает во веки, а она говорит: не радуйтеся, яко дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк. 10, 20)…^[7]