Камни в саду китайского национализма

Один из ведущих российских востоковедов и президент Федерации шаолиньских боевых искусств Алексей Маслов в интервью The Prime Russian Magazine рассказал о психологии китайской власти, отношениях КНР к Западу и России и подробно описал мировоззрение населения Поднебесной. Перед вами выдержки из беседы с российским китаистом.

В обществе растёт идея китайского национализма. Это то, что Си Цзиньпин называет «китайская мечта». По сути, речь идёт о возвращении национальной китайской идеи, о том, что надо вернуть Китай на тот уровень уважения, на котором он был до середины XIX века, когда был самостоятельной и самодостаточной страной, пока европейцы не опрокинули его устои. Китай националистичен по своему характеру: готов предоставить своё гостеприимство, пока ты оставляешь здесь деньги. А вот когда ты пытаешься зарабатывать деньги на китайцах, территория сразу схлопывается и тебя выдавливают. Китай изучил проблему, лабораторно понял, как действует механизм, и потом создал свои параллельные структуры, например в области технологий — Lenovo, Huawei.

Для Китая вся история позитивна. Когда им надо было принять решение про Мао Цзэдуна, 80% его поступков были объявлены позитивными и лишь 20% — негативными. Китай свою перестройку начинал как восстановление национальной идентичности. Китай никогда не уходит ни на Запад, ни на Восток. Китай всё делает во имя Китая.

Китай почти не допускает внутрь себя исследователей или даже тех, кто пытается по‑новому взглянуть на Китай. Когда российские съемочные бригады хотят что‑то снять в Китае, китайцы отвечают: вы скажите, что снять, мы снимем и отправим вам. Китай до сих пор — абсолютно закрытая страна. И лишь широкий туризм создаёт иллюзию того, что в Китае все можно открыть для себя. Миграция из Китая увеличивается, но её суть совсем не в том, что китайцы хотят сбежать из Китая. Китайский рынок настолько заполнен, что там нет свободных ячеек. Все перемещаются в другие ячейки, кто в США, кто в Россию, но все эти китайцы позитивно относятся к Китаю и не прекращают с ним связи.

Россия остаётся добрым соседом, на Россию смотрят как на очень хорошего друга. Но при этом — как на младшего партнёра. Потому что Китай видит и успехи, и неудачи России. И Китай считает, что Россия не понимает самых простых вещей. Китайцы предлагают стандартную схему. Китай готов накрыть своим шатром целый регион, как он сделал с Центральной Азией. Китайцы дают кредит, инвестиции, присылают инженеров и за это просят лояльности. А Россия почему‑то просит инвестиций, но ни о какой лояльности не говорит. Китайцы не понимают, что у нас есть национальная идентичность.

Россия — единственная страна, которая по‑китайски именуется «братская страна» (сюнди). Про США так не говорят, про Сингапур тоже.

Россия — не точка притяжения для китайцев. В Россию едут студенты, которые не поступили ни в американский, ни в европейский вузы. При этом их едет все меньше. Мало кто связывает свое будущее именно с Россией.

Россия участвовала во Второй опиумной войне, по итогам которой нам досталась часть Маньчжурии. Но эта проблема в китайском сознании снята вообще. Россия не воспринимается как агрессор. И когда туристов приводят в летний императорский дворец в Пекине, им обязательно расскажут, что французы и англичане хотели его сжечь, а русский князь Горчаков спас и поставил охрану.

Китайцы очень внимательно изучают опыт Советского Союза: как им не надо делать. Много конференций, докладов, обсуждается горбачевская политика (а Горбачёв, между прочим, до сих пор невъездной в Китай, после событий на Тяньаньмэнь: ведь в известной степени это его выступление повлияло на настроения студентов). Китайцы изучают, к чему может привести одномоментное разрушение идеологии.