Империя в 4ПТ А.Г. Дугина

Самым важным, на основе чего выстраивается Четвёртая Политическая Теория А. Г. Дугина, является обозначение «Империи», как некой идеальной цели для русского мира. Соглашаясь со многим из того, что постулирует Александр Гельевич, мы однако задаёмся одним вопросом — насколько соответствует русскому характеру, а, через характер, самому русскому пути, «Империя»именно в том виде, в котором она представлена в Четвёртой Политической Теории. И в этой рецензии разговор пойдёт именно об этом.
Разумеется, не вызывает никаких возражений очевидность, того, что, как пишет АГД:

заблуждение — об империи как о чрезвычайно архаичном явлении, изжитом современной цивилизацией еще на пороге Нового времени... далеко от действительности…

Совсем далеко, хотелось бы добавить. Принцип Империи — такой каким его рисует Дугин, и такой, каким он воплотился на практике и в Соединённом Королевстве, и в США, и в СССР — вечно современен. Но эту современность и вечность Александр Гельевич далее, без всяких сомнений определяет, как:

такую форму политического устройства, которая по технологическим, идеологическим, социальным, управленческим, экономическим параметрам намного превосходили общества, предшествовавшие возникновению этих империй…

Так ли это на самом деле? И насколько это согласуется с естественным для русского народа монархическим принципом бытия?
Как в духовном, так и практическом плане АГД с самого начала статьи противопоставляет друг другу два типа развития «большого» государства «с монархом (императором)» и без, определённо делая  выбор в сторону второго:

Кроме  того, существовало множество монархических, деспотических, тиранических или диктаторских государств — с абсолютной властью царя или авторитарного вождя, которые не назывались империями и не имели с ними ничего общего. Таким образом, мы вполне можем рассмотреть принцип империи в полной независимости от императора…  

Верно, что история, которую Дугин берёт себе в союзники, подтверждает, что «наличие единоличной монархической власти — императора — не является необходимым условием для существования империи». Во многом можно согласится и со следующим постулированием — в определённом местоположение на шкале своего развития империи в практическом плане могут считаться оптимальностью: «(они — Т.В.) …всегда означали модернизацию народов, обществ и государств, попадавших в границы империи. Устанавливали на огромных пространствах общий социальный и правовой уклад, унифицировали и открывали частные этнические общины для интенсивного диалога со всеми остальными, способствовали техническому развитию, облегчали торговлю и иные формы культурного обмена, создавали предпосылки для развития гражданского общества». Всё это верно, с одним лишь замечанием, подтверждением которому так же служит сама история — всё это «оптимально» временно, и очень временно.
Империя обречена либо на окончательную смерть, либо, как это происходит в случае с нами (Российская Империя — СССР — теперь вот СССР2) на некую попытку вернуться в себя, что на практике проявляется не воскрешением, а профанацией, смею утверждать с каждым разом всё более уродливой. Империи, какой бы она не была, всегда что-то мешает «пребывать всегда», стать «вечностью», «Собожится». И невозможно не признать, что это «мешающее» приходит отнюдь не извне, а изнутри, и носит характер некоего «генетического уродства». На наш взгляд таким «уродством» как раз является именно то, что, начиная с определённого момента, «за правду» было воспринято вот это:

наличие единоличной монархической власти — императора — не является необходимым условием для существования империи…

Безусловно такая тема в первую очередь относится к духовным, метафизическим планам. Но реальность и то, что принято называть «практическим планом» всего лишь отражение духовного плана, и любая теория, не берущая этот момент в расчёт не может претендовать на истинность. Александр Гельевич, разумеется, другими словами, но говорит именно об этом: «Но самое главное в имперском проекте для России — идеология. Без идеологии и ясно осознанной миссии империй не бывает». Но об этом чуть позже.
Отсечение «императора» (царя), как обязательной необходимости, переводит развитие государства из вертикального (движение к Небу, под Божьим покровительством) в горизонтальное, только по земле. Между тем, только движение вверх способно изменить качество имперства, от практицизма в его основе к духовности.  Устремлённость к небу очищает государство от «жадности» захватить и подмять под себя всё вокруг. Древо становится древом, только если растёт к солнцу, в ином случае, расползаясь по земле это только трава — что-то изначально зыбкое, невечное, временное. Это так вообще, и более чем просто так, когда разговор идёт о русском пространстве (во всех дефинициях оного). Невозможно отменить русское стремление «быти с Царём», это стремление настолько глубоко в нас сидит, настолько является отличительной чертой русского сознания, что при отсутствие настоящего Царя, мы автоматически склонны искать (и находить) себе замену, иными словами придумывать себе такого царя. Отсюда в нашей истории так часты проявления самозванчества. Отсюда же и сегодняшнее явное стремление («тренд») «назначить на царство президента». И именно то, что такое назначение есть из серии «обрести над собой самозванца», выбор «не помазанника» приводит к таким уродливым формам почитания Путина, как, к примеру:

Невероятного масштаба правитель у России. Каждый раз удивляет и заставляет раскрывать рты. Поразительное сочетание доброй силы, юмора, прагматизма, чёткости, системности мышления и порядочности. Самый что ни на есть русский человек на троне, лучшая его модификация!^[2]…

Порой кажется, что и сам Александр Гельевич, «отдаёт должное» этому тренду, но если он, говорит и действует с позиции знаний, ума и вкуса, то многие остальные, поменяв внутри себя  духовный принцип «русским нужен Царь» на некое животное «поползать под вождём» истерично бегут нацепить корону на того, кому она принадлежать не может. Всё это приводит русское сознание, как к духовной, так и к культурной деградации.
Истоки такой подмены надлежит искать в той точке, где, как раз из-за постулирования «необязательности царя (императора)», уравниваются меж собой разные модели империи.  Определяя,  абсолютно верно, любую империю —как жаждущую «стать всем миром»:

Империя всегда претендует на вселенский масштаб, осознавая свое политическое устройство как ядро или синоним мировой империи,..

Александр Гельевич перечисляет эти модели, по характеру воплощений этой претензии на «стать миром»:

Миссия может осознаваться в религиозных (Византия, Австро—Венгрия, исламский халифат, Московское царство), гражданских (Древний Рим, империя Чингисхана), цивилизационных (Китайская империя, Иранская империя) или идеологических (коммунистическая империя СССР, либеральная империя США) формах проявления…

Заметим это перечисление через запятую, что не случайно, оно как будто продиктовано внутренним пониманием, что если принцип обустройства государства «обезглавлен», если в его основе не заложено обязательное наличие «вертикали от Бога» (царской власти), то модели этих государств по сути равны друг другу качественно и спорят меж собой лишь горизонтально, количественно. В этом смысле американская модель, которую приводит в пример Александр Гельевич, примечательна лишь тем, что позиционирует и ведёт себя наиболее агрессивным и «ярким» образом. Такое представление себя и во вне и для себя самой, действительно делает «Империю добра» «концом истории» (как провозгласил Фрэнсис Фукуяма). Но это конец «её истории», и реален он лишь в том смысле и там, где она (США) самой историей себя и ощущает. Пожалуй тут можно добавить ещё одно определение империи — её некая сверхмиссия «стать историей, вечностью». Но это невозможно без «помазания Господом», которое на практике является обязательным наличием помазанника.  Поэтому конец её (не только США, но империи вообще) неизбежен. Внешне кажется, что такой конец может быть вызван «столкновением цивилизаций», о котором говорит Самюэль Хантингтон, не видя однако в этом столкновение безусловного конца, но лишь временную «блокировку», как справедливо уточняет Александр Гельевич. Возможно это и было бы лишь блокировкой, отсрочкой, если бы ни тот самый изначальный дефект, генетическое уродство, обезглавленость (Царь не обязателен), о котором мы говорили выше.
Итак «Империя Добра» (как и её аналоги) обречена изначально и изнутри. Предлагаемые варианты борьбы с ней чаще всего игнорируют этот фактор. Хотя в какой-то степени берут его на вооружение. Так Дугин упоминает модель Негри-Хардта, согласно которой:

Империя перемешает в космополитическом котле классы и народы, страны и политические системы. Останутся только эксплуататоры (мировое правительство, операторы сетевой империи) и «множества», лишенные каких бы то ни было качеств, а следовательно, являющиеся идеальными «пролетариями» XXI в. «Множества», по Негри и Хардту, должны найти способ — через наркотики, всевозможные извращения, генную инженерию, клонирование и иные формы биоинтеллектуальных мутаций — ускользнуть от власти империи, взорвать ее изнутри, пользуясь для своей анархо—подрывной деятельности теми возможностями, которые открывает сама империя...

В результате Негри-Хардт описывают как боевой путь-план к мировой революции то, что по сути не может быть поставлено (за исключением фрагментарно) на службу никакой «мировой революции», так как носит естественный характер и является изначальным элементом саморазрушения империи внутри себя.
Ещё один вариант ответа на вызовы «Империи Добра», который описывает Александр Гельевич является попытка сохранить  некое «status quo». Но это просто на просто невозможно (если только на очень короткий момент), и даже не потому, что:  «Такой подход ущербен, поскольку мировой порядок ХХ в. после 1945 г. складывался по итогам Второй мировой войны и номинальный суверенитет национальных государств обеспечивался паритетом стратегических вооружений двух сверхдержав — США и СССР. Имперские амбиции одной (социалистический лагерь) уравновешивались имперскими амбициями другой (капиталистический лагерь)...  После Ялты осталась одна империя… в условиях ХХI в. ни одно национальное государство не способно отстоять свой суверенитет при прямом лобовом столкновении с американской империей», хотя это и верно, а по той простой причине, что сама позиция «status quo» не может стать разрешением никакой ситуации, а лишь временной тактической мерой.
Противником «Империи добра» так же может выступить её прямой аналог Исламская империя (мировой халифат), и это, как отмечает Дугин, очень серьёзный противник, практически равноценный. Но как бы там не было, сегодня эта борьба происходит внутри понятия империя (не смотря на всю разницу меж ними), и по сути дела это два изначально беспрерывно саморазрушающихся организма идут друг против друга, чтоб продлить каждый свою агонию. При этом в определённом смысле, опирающийся на вертикальные ценности (религиозные), исламская империя несомненно, что называется носит и будет носить куда более «долгоиграющий» характер, нежели её противник. Как писал Тойнби:

в свете предыдущей истории весьма опрометчиво подписывать смертный приговор такому живучему учреждению, каким является халифат… Потенциал его оказался столь велик, что он не только пережил века, но и дважды возрождался из небытия^[3]… 

Но всё же качественно его от «Империи добра» отличие не столь уж велико, поскольку сегодня налицо десакрализация и даже обессмысливание понятия «халиф сейчас», как позволяющего халифату пребывать в постоянном взаимодействие с небом. Впрочем, при всей этой десакрализации исламский мир в целом продолжает ждать Имама Махди, и в этом ожидание его немалая сила…
Говорить о ЕС, в контексте рассуждение вокруг понятия «империя», практически не имеет смыла, так как на сегодняшний день перед нами «недоимперия», которой, по словам АГД: «…никак не удается сделать выбор между двумя имперскими проектами — конформистским американским и альтернативным (если угодно «революционным») европейским, континентальным», но впрочем уже ясно, какой бы выбор она не сделала, это будет выбор в сторону «империя  без императора», со всеми вытекающими. Коротко говоря — идея ЕС такая же окончательная деградация понятия Империя, как и само США, с той разницей, что первая деградация с приставкой «недо-», а вторая с приставкой «пере-».
Игнорирование естественной изначальной ущербности империи, вынуждает прийти к выводу, о котором в отношении США  Дугин говорит так:

Технические сложности, с которыми сталкиваются американцы в деле планетарного имперостроительства (а это и есть глобализация на различных ее уровнях), не должны вводить нас в заблуждение: если у них что—то не получается, это еще не означает, что и не получится…

И опять же — с тем, что с «техническими сложностями» «Империя Добра» может и справится, это бесспорно, но настоящие, «сложности», заложенные в самой её природе — они не технические. И с ними ни «Империя Добра», никакая другая Империя справится просто не в силах. Горизонтальность империй «без Царя(без головы)» лишает их взаимодействия с небом (Божьего покровительства) вот их самая главная «проблема», разрешения которой на наш взгляд нет.
Неявно, но вполне читаемо, Александр Гельевич предполагает, что движение качественное, движение вверх мы начнём после того, как в достаточной мере укрепимся горизонтально, то есть осуществим проект Империя. Но возможно ли это? История того же СССР ясно показывает, что имперство вширь в конечном итоге разрушает само себя. И что мы сегодня имеем на практике : Да, Крым наш, можно говорить и о том, что он «вернулся домой», можно говорить и о том, что в данном случае и это сражение «проект Империя» безусловно выиграла. Но что дальше? В другой своей заметке Дугин пишет:

Крым и Новороссия должны стать заповедными территориями, надежно защищенными от темной стороны нынешней России,  …Нам нужна экзистенциальная Россия, аутентичная Россия, пробужденная Россия, новая Россия…

Будь оно так, это несомненно стало бы переходом из «количества в качество», «от горизонтального, имперского развития в вертикальное царское». Но увы, на практике, картина нарисованная Александром Гельевичем не более чем прекрасная русская мечта, невозможная в теперешних реалиях. Её невозможность обусловлена тем, что заранее «заповедную территорию» уже прибрали к рукам, и жаждут «освоить» совсем не сторонники ни Царства, ни Империи, а если и адепты, то собственных карманов.  И ради этих собственных карманов эти адепты не ограничатся только экономическим влиянием, но залезут и в политику, и уж тем более в культуру, предлагая попсовые зрелища, для лицезрения которых  работать (думать) не надо, а следовательно их  распространение самое выгодное для кошелька. Противостоять такому повторному и уже совсем антирусскому завоеванию Крыма могло бы наличие сильной вертикальной, царской позиции, устремлённости в небо, но увы, имперство без царя такого не предполагает, а следовательно в качественном (и в конечном) смысле всё опять возвращается в «СССР» со всеми его минусами, и, возможно, некоторыми плюсами. Но какими бы не были эти плюсы (всегда только практические, материальные, вне духовные) империя построенная без Царя, как принципа, всегда параллельно с ростом-расширением разрушает саму себя.  Более того, разве не именно это изначальное саморазрушение, это изначальное пребывание в состояние агонии, не заставляет США снова и снова разворачивать свои имперские амбиции. По ходу дела империя (любая, когда она вне императора) это всегда ответ на угрозу самоуничтожения, то есть отражение не внешней агрессии, а внутренней ущербности.
Без сомнения Александр Гельевич хорошо всё это понимает, и пытаясь «спасти» «империю без императора» предлагает выстроить для неё новую «лестницу в небо», показать новый вертикальный путь:

Но самое главное в имперском проекте для России — идеология. Без идеологии и ясно осознанной миссии империй не бывает. Нам представляется, что оптимальной формой такой империи стало евразийство как политическая философия XXI в…

И во многом тут можно согласится, за исключением чисто русского «Царя бы нам, истинного, перед Богом заступника…а если не Царя, то Веры и ожидания Царя…» Потому как  без этого мы просто империя, одна из многих, и волей неволей начав «за здравие» обречены будем «кончить за упокой», потому что начав действовать методами своих противников (таких же империй) обратимся в них. Оттого и вызывает большой вопрос, прав ли Александр Гельевич, когда обозначает нашим врагом ни сам ущербный, горизонтальный имперский принцип, а его конкретного представителя, злополучную «Империю Добра». Несомненно, что США  наш изначальный противник, и геополитический, и, тем более духовный. Но она враг нам персонально, как русскому миру, когда мы позиционируем себя как вертикальное, царское всё, и враг нам, как всем, когда мы избираем себе роль горизонтальную — «империю без императора». И тут на лицо огромная разница, которая заключается в осознание своего пути, как особого (с царём) или практически оптимального (империя без императора). На наш взгляд выбор тут должен быть очевиден — Империя без императора изначально надуманная, разрубившая связь с небом система и идти по пути её строительства идти к неизбежному концу. Тогда как «быть с Царём» (плотью и духом, то есть в реале и в потенциале) это путь к Собожеству народа — Русский путь.
И возвращаясь к началу этой рецензии — является ли «Империя», какой её рисует Четвёртая Политическая Теория идеальной для русского пути? Оптимальной в бытие неизменно «завершающих свою историю» империй да, конечно, является. Но идеальной для пребывания, как «истории вечной», определённо нет.