Александр Панченко

Панченко, Александр Михайлович (25.02.1937, Ленинград — 29.05.2002, Санкт-Петербург) — выдающийся русский филолог и историк, исследователь русской литературы и культуры, академик РАН по Секции гуманитарных и общественных наук (русская литература) с 7 декабря 1991 г., лауреат Государственной премии РФ (1995), Президент Фонда Л.Н. Гумилева (1992—2002). В 1953 году поступил на филологический факультет Ленинградского государственного университета, где учился одновременно на двух отделениях — чешском и русском. В 1957 году был направлен на учебу в Карлов университет (Чехословакия), который окончил в 1958 году и поступил в аспирантуру ИРЛИ. Работал в ИРЛИ младшим, старшим, ведущим научным сотрудником, с 1978 года — заведующим сектором по изучению литературы XVIII века, с 1988 года — заведующим отделом новой русской литературы ИРЛИ. В 1964 году защитил кандидатскую диссертацию по чешско-русским литературным связям XVII века, в 1973 году — докторскую диссертацию по русской стихотворной культуре XVII века. Автор научных трудов по проблемам древнерусской литературы, по русской культуре XVIII века, и многих других исследований, затрагивающих сложные и спорные вопросы истории, литературы, культуры, особенно в переломные периоды. Занимался археографией, собиранием древнерусских рукописей. Многие его книги и статьи переведены в Болгарии, Венгрии, Польше, Чехословакии, Италии, Англии, Германии и Японии. Вел преподавательскую работу в вузах Санкт-Петербурга и стран Европы. Автор историко-литературных фильмов и телепередач. Одними из важнейших исследований А. М. Панченко в 1970-е гг. стали публикации работ о древнерусском юродстве, которые составили часть изданной А. М. Панченко вместе с Д. С. Лихачевым книги «Смеховой мир Древней Руси» и работы о феномене «русского самозванчества».  Всеми своими исследованиями А. М.Панченко убедительно показывал, что у России ХVII в. было несколько культурных ориентиров при наличии своих собственных традиций, и это был действительно узел разных культурных традиций, а победа одной из них при Петре I вовсе не означала, что другие, например, старообрядческая, были нежизнеспособны. Автор разрушал историографический европоцентристкий миф об однородности русского культурного процесса в допетровскую эпоху, миф, принятый как славянофильской, так и либеральной исторической мыслью, но получавший у них противоположные оценки. Последней идеей (к сожалению не реализованной) академика А. М. Панченко было написать «другую историю» — историю России XX века. Александр Михайлович Панченко похоронен в Санкт-Петербурге на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.

Единственная наша дорога, которая, может быть, нас выведет из пропасти, в которой мы сейчас пребываем, — это становиться профессионалами. Вот смотрю телевизор. Выступают разные певцы и певицы. И никто петь не умеет. Конечно, исключения есть, но в основном-то мы все делаем дилетантски. Это и есть цивилизация дилетантов. Потому что в деревне (простите, а пока мы еще большая деревня) не надо диплом консерватории предъявлять на гулянке. Пожалуйста, выпил сто пятьдесят граммов и пошел. Пой, пляши. Умеешь, не умеешь. Но когда же мы наконец станем цивилизацией профессионалов?! Если мы стали городской цивилизацией по численности населения, когда же мы станем ею по качеству?

Про собачек хочу сказать. Меня все время страшно мучает вопрос: почему все вдруг собак завели (ну, сами стали собаками, это я понимаю)? А потому, что с людьми не хотят общаться, в гости соседи не ходят теперь друг к другу, как бывало. А собачки, они верные, не обманут, не обкрадут, не убьют. Хотел сказать: «Доноса не напишут». Ну, это раньше. Теперь это не важно, хотя пущай пишут, что люди, что собаки. Увлечение собаками — это, конечно, отрыжка крестьянской избы. Там собачка обязательно есть, она лает, охраняет.
Гибель нашей сельской цивилизации, гибель русской деревни сродни гибели страны. Ведь ничего же у нас не получается с фермерством. Ну никак. Говорят, крестьяне сожгут. Ну, так жгли уже. Это трагические симптомы. Ведь сожгли же усадьбу Пушкина в Михайловском. Разгромили, уничтожили пушкинский дом. А Пушкина-то, простите, тогда все знали. «Буря мглою небо кроет…» Или там: «У лукоморья дуб зеленый…» Все знали. Но сожгли. Потому что это чужая культура.
Говорят, что вот нам надо возвращаться в «Россию, которую мы потеряли». Была б хорошая, не потеряли бы. Во времена Столыпинской реформы ведь тоже громили хутора и отруба. Это правда, и никуда от этого не денешься. Когда мы распростимся с общинным сознанием, с этой мирской правдой? Почему так много жуликов, убийц?.. Потому что это деревенское сознание. В деревне можно быть жуликом, но все знают, что ты жулик. И отворачиваются от тебя. И вот деревенские жулики приезжают в город и думают: «О, здесь народу много, все можно!». Когда они наконец поймут, когда мы все поймем, что ни там, ни здесь многого нельзя: нельзя красть, нельзя убивать, нельзя взрывать, нельзя жульничать. Вот когда это все поймут и перестанут этим заниматься, тогда, может быть, мы куда-то и придем.

твердо уж знаю и убежден, что никакого возврата к старому быть не может. Приведу вам пример, ссылаясь на свою бабушку (она была лучший историк из нашей семьи, хотя и не училась нигде и никогда). Вот она как-то сидит здесь, за этим столом (где вы сидите), и читает Достоевского (она любила читать Достоевского). А мне скучно, я думаю: «Надо поболтать с бабушкой». Я уже профессор, бабушка мною гордится. Я говорю: «Бабушка, а ведь Распутин, как болтали, не спал с царицей, и кабель не шел из Царского Села в ставку Вильгельма, и никто никаких военных тайн по нему не передавал». Бабушка от Достоевского отрывается и говорит: «Ты — мой внук, ты профессор, я тебя люблю, но Распутин с царицей спал, и кабель шел. И пошел вон отсюда». И вот тогда я понял, что такое была революция. Как туда вернуться?

Мы были богатые, но ведь голосовали-то мои предки в Учредительное собрание за пятый список, за большевиков. Почему? Уже все пропало, уже все отнято. «Ну, как же, — говорит бабушка, — они же сказали, что все будут равны». Ну, потом-то они все поняли, скоро поняли, но уже поздно. Равен-ство — вот в чем идеал русского народа. Ни справедливость, ни совесть, ни что-то другое, а равенство, «чтобы все были ровные», как говаривали у нас в Псковской губернии. Но бабушка (мой оракул) как-то сказала: «Бог лесу не сравнял, а тем более людей, конечно, не сравняет». Но вот заблуждаемся мы по поводу равенства.

Нет, никакого возврата к прошлому не будет. Никакой монархии не будет. Никто не жалел о царе, никто. За редким исключением. Ведь великих князей, которые пытались вступить в Белую армию, Деникин же не принял. Потому что это была полная компрометация идеи. Все кончается, и монархия кончилась. Ну, что ж поделать?!

Мы утописты, русские, утописты. Как моя бабушка голосовала за пятый список, за большевиков, хотя сорок тысяч рублей, которые в банке лежали, уже «ляпнули». Тот же пятый список и «ляпнул», между прочим. Мы все хотим, чтобы у нас был идеал. Но нам надо наконец смириться с тем, что мы построим какую-то более-менее сносную жизнь. Более-менее сносную. Всеобщего счастья не будет. Не будет «неба в алмазах». Чехов, самый здравомыслящий писатель, и тот: «В Москву! В Москву!», «Мы еще поживем!». Его герой едет и думает, что через сто лет все так будет прекрасно, как это солнечное утро. Не будет! Надо успокоиться, перестать идеализировать, и тогда мы сможем жить более-менее сносно.