Владимир Карпец

Карпец, Владимир Игоревич (12.12.1954, Санкт-Петербург) — юрист, учёный-правовед, публицист, общественный и церковный православный (старообрядческое единоверие) деятель. По убеждения — евразиец, социал-монархист, горячий сторонник гражданского примирения «красных» и «белых» идеологий. Член Приходского совета Единоверческого храма Архангела Михаила в Михайловской Слободе, автор многочисленных статей в единоверческой газете «Правда Православия», чьи труды в этом церковном издании были удостоены Патриаршего Диплома за третье место в номинации «Призвание» Международного фестиваля православных СМИ «Вера и слово». В настоящее время Владимир Игоревич является членом Союза писателей России и доцентом ряда вузов.

Владимир Карпец родился в семье офицера. В 1962 году вместе семьёй переехал в Москву на постоянное место жительство. В 1977 году окончил юридический факультет МГИМО, также закончил аспирантуру. Некоторое время работал в Институте государства и права АН СССР. Учёная степень — кандидат юридических наук. Специализируется в областях истории государства и права, истории политических учений. Занимается литературной деятельностью, является автором нескольких книг стихов и прозы. Некоторое время работал режиссёром документального кино. В конце 1980-х гг. Владимир Карпец написал сценарий для документального фильма «За други своя» (режиссер — Вадим Виноградов). Первая режиссерская работа — видеофильм «Имя». Затем, в сотрудничестве с Григорием Кремневым (Николаевым), работал в качестве сценариста и режиссера над фильмом, «Третий Рим» (1991); после снял ещё одну картину — «Ангел жатвы» (1992).

В период демократических и экономических реформ Владимир Игоревич трудился дворником и профессиональным сборщиком грибов. С 1996 года — преподавал историю государственно-политических и правовых учений, а также художественный перевод в некоторых ВУЗах Москвы, переводил с французского, испанского и английского языков (в том числе таких авторов, как Михаэль Майер, Юлиус Эвола, Жан Парвулеску и др.). Женат, отец четверых детей.

Проблема множественности состояний бытия прямым образом связана с проблемой метемпсихоза (т.н. «переселения душ»), последняя же имеет самое непосредственное отношение к самозванчеству, то есть принятию на себя себе не принадлежащего, в данном случае, Царского имени и родословия. Часто, ссылаясь на осуждение Пятым Вселенским Собором учения о метемпсихозе и соответственно (вполне справедливо) не принимая для себя дальневосточных толкований переселения душ, тем более в их «нью-эйджевском» варианте, мы не всегда отдаем себе отчет в том, что же именно было отвергнуто Церковью в связи с теорией «переселения». А ведь ответ здесь более чем прост: представление о линейности времени, а, следовательно, о прогрессе и эволюции в любом толковании — как позитивном, так и оккультном. Но если нет линейного времени, то тогда множественность состояний бытия (а, следовательно, и одного из его параметров, временного) становится очевидной со всей непреложностью. Дабы пояснить то, о чем мы здесь говорим, придется прибегнуть к достаточно обширной цитате из Тайноводства (Мистагогии) преп. Максима Исповедника: «Таким образом, когда душа становится единовидной, соединившись сама с собой и с Богом и когда она увенчивается первым, единым и единственным Словом и Богом, то перестанет существовать и разум, в [своем] помышлении разделяющий ее на многие части, ибо в этом Слове, как в Творце и Создателе сущего, единообразно существуют и пребывают, в соответствии с единой и непостижимой простотой, все логосы сущего…И опять же, согласно обычному сравнению, [старец] уподобил весь мiр, состоящий из видимых и невидимых [существ] человеку, а человека, состоящего из тела и души, называл мiром… Сообразно этому родству [осуществляется] всеобщий и единый способ незримого и неведомого присутствия в сущих всесодержащей Причины, разнообразно наличествующей во всех и делающей их несмешанными и неразделимыми как в самих себе, так и относительно друг друга, показывая, что эти сущие, согласно единообразующей связи, принадлежат скорее друг другу, нежели себе». (Творения преп. Максима Исповедника. Кн. 1. М., Мартис, 1993. С.165-168). Несколько иными словами это же сформулировал русский философ Борис Вышеславцев: «Всякий, однако, имеет свое место в вечной, или абсолютной памяти, в царстве духа, в идеальном царстве, где ничто принципиально не пропадает — ни один образ, ни одна ценность, ни одна идея, ни одна индивидуальность. Такое взаимопроникновение душ, несомненно, существует, но не есть „перевоплощение“ одной индивидуальности в другую, которое просто невозможно, ибо индивидуальность есть эта индивидуальность, а не другая. Оно есть нечто гораздо более чудесное, именно жизнь и действие одной индивидуальности в другой и через другую в силу взаимной проницаемости духов». (Б. Вышеславцев. Бессмертие, перевоплощение и воскресение. В сб. «Переселение душ». М., 1994).

В этом случае мы вынуждены признавать, что всякий при определенных условиях может обнаруживать себя во всяком ином субъекте совершенно реально, без всяких «прошлых рождений», и, притом, не только перспективно, «из прошлого в будущее», но и ретроспективно, из настоящего в прошлое, двигаясь во времени совершенно свободно. Но тогда всякий «сумасшедший», утверждающий, будто бы он есть Наполеон или Александр Македонский, оказывается прав, и общество имеет основание держать его под замком только постольку, поскольку оно само является воплощением «концентрационной вселенной» (Мигель Серрано). Но это особые случаи. Почему, некто (допустим, в рамках «нормы») как бы вдруг начинает остро чувствовать события прошедших веков или даже просто одной человеческой судьбы или судьбы некоего рода, например, царского? Кто он? Самозванец? Или тот же безумец? Для человека западной культуры существует наследование биологическое, для дальневосточного — наследование кармическое, через «переселение». Значит либо иллюзорен дух, либо плоть. Но мы чаем не освобождения от плоти, а ее Воскресения, а, значит, для нас одинаково важны как земное, так и «логосно-семенное» рождение, на что ясно и непреложно указывает различие родословий Спасителя в канонических Евангелиях. Речь идет в данном случае о некоем реально существующем преемстве, не совпадающем или не всегда совпадающем с генетической связью, о сакральной генетике, идея которой остро пронизывает, в частности, средневековый корпус преданий о Святой Граали (хотя царями Граали оказывались как раз те, в ком биологическое и сакральное совпадало). Собственно основную формулу сакральной генетики, то есть «родства всеобщего и единого способа незримого и неведомого присутствия согласно единообразующей связи» и проводит в своей «Мистагогии» преподобный Максим. Важно то, что такая сакральная генетика, в отличие от дальневосточных учений о метемпсихозе, может обращаться как в будущее, так и в прошлое. Но в отличие от гностическо-манихейского подхода, Православие как учение о Боговоплощении отвергает гнушение плотью и потому не может отвергать генетику биологическую, рождение по плоти и крови, не может, ссылаясь на «благодать», отвергать «закон». Одно дополняет другое, и когда они совпадают, рождается Царский род, «священнокнязи», ‘Heerkonige’. Если же сакральная генетика расходится, не совпадает с биологической, мы имеем в «обыденной» жизни «наполеона», в истории — самозванца.

«Позитивная история» чаще всего связывает самозванчество с теми или иными политическими интересами, заговорами, тайными обществами и разведками. Все это, разумеется, и так тоже, и к этому придется вернуться. Но главное совсем в ином. В том, что самозванчество метафизически не имеет никакого отношения к обману. Вспомним. Мария Нагая, мать святого царевича Димитрия, узнает своего сына в так называемом Григории Отрепьеве. При этом, кем «реально» был этот человек — или не (совсем) человек, не так важно. Дело вовсе не в том, что мать святого царевича Димитрия кто-то «заставил» опознать самозванца — она действительно узнает своего сына, оставаясь верной этому знанию до смерти, что бы потом ее ни заставляли говорить. Но именно тут отворяется «время Ляпунова», когда законом становится аномия, и события развиваются по неотменимой логике «вырвавшейся из пазов» сакральной генетики, оторванной от генетики биологической, по логике «развоплощенного духа».