Свастика в русской науке

Во второй половине XIX столетия в историко-культуроведческой мысли России ярко обозначилась тема знаков русского узора и собственно свастики. Наряду с обычаем и обрядом, песней и сказкой, былиной и преданием они стали признаваться неотъемлемой частью народной культуры. В этом отношении все участники бытописания Русского Народа были единогласны. Но разногласие всё же возникло по основному вопросу: признавать ли узоры, в том числе свастику, русскими или считать их явлением заимствования?

Один из первых трудов по русскому народному узору принадлежит В. А. Соллогубу. Знаки узоров учёным принимаются как «начальные первообразы» самобытной культуры. Они изучаются им, исходя из их значения в обрядах и истоках народной жизни. Крест с загнутыми концами В. А. Соллогубом определяется своеобразным признаком народной культуры, а разнообразие его начертаний выделяется в особую ветвь народных изображений и впервые в народоведении представляется в виде таблицы яргических начертаний^[1]. Его идеи на долгое время стали основополагающими в изучении темы народного узора, а разработанная им таблица изображений русских яргических знаков до начала XXI в. оставалась единственной в своём роде. В течение ста тридцати лет никто не осмеливался в такой постановке затрагивать данное направление в изучении русской народной культуры. Одновременно с В. А. Сологубом исследователь В. Д. Федюшкин в «Опытах разработки русского орнамента» широко применяет метод симметрии при изучении свастических знаков. Его подход заключается в том, что он вычленил единичные первообразные знаки русских узорных вязей, куда вошли и многочисленные яргические изображения, и на этой основе разработал сложное узорочье. Можно утверждать, что В. Д. Федюшкин здесь первым выявил и широко применил метод симметрии в разработке русского узора. Своеобразие яргических знаков представлено исследователем более чем на четверти всех листов рукописи. Русская орнаментика, разработанная им на основе использования народных узоров, высветила наличие богатого разнообразия яргических знаков^[2].

Другой оттенок в изучении этого направления задаётся исследованием В. В. Стасова «Русский народный орнамент» с большим количеством красочно представленных узоров^[3]. Широкое распространение единообразных узоров среди многих народов также связывается им в культурой и историческим расселением арийских племён. Учёный относит свастику к характеристике «народного русского художества». Однако Стасов полагает, что этот знак заимствован русскими у финнов. Выбранные им подходы в изучении русского народного узора, в частности свастики, несли в себе отпечаток идей арийской теорий, активно разрабатываемых в то время западной научной школой. Однако их использование привело Стасова к внутреннему метологическому противоречию работы, которое было осознанно им впоследствии. Так, славяне, считавшиеся, согласно «арийской теории», ветвью «арийцев», у него оказались «посторонними» по отношению к «арийскому знаку» свастике, а финно-угры, не будучи наследниками индоевропейской культуры, вдруг явились первоисточником по передаче арийских знаков «арийскому народу» — славянам. Очевидная несвязность во взглядах В. В. Стасова выглядет на первый взгляд ужасной оплошностью. Но в тоже время следует подчеркнуть, что эта «оплошность» оказала негативное влияние на последующие поколения исследователей русского орнамента, которые не задумываясь опирались на столь не обоснованную, никогда и никем не доказанную мысль деятеля русской культуры. Сам же В. В. Стасов в последующем признавал, что не все русские узоры на средневековых рукописях можно объяснить на основе заимствования, что многие из них имеют «местное происхождение»^[4]. Идея Стасова о заимствовании великорусами свастики от «финских народов» не была воспринята его современниками. Ф. К. Волков (1878) прямо указывал на необоснованность высказываний В. В. Стасова и одновременно раскрыл единство народных узоров восточных славян с орнаментами персидскими и византийскими, выявив тем самым их общие индоевропейские истоки.

Изданный княгиней С. Н. Шаховской альбом с узорами старинного народного творчества крестьян Шацкого уезда Тамбовской губернии XVIII—XIX вв.^[5] на большинстве листов содержал цветное изображение яргических знаков. Занимая часто срединное место в системе узоров, они сосредотачивали вокруг себя всё пространство рисунка. Академик Ф. И. Буслаев, занимавшийся кроме языкознания древнегреческим, византийским и древнерусским узором, в связи с изданием альбома народных узоров С. Н. Шаховской писал, что

ромбы, кресты, свастики, S-образы — всё это находится в генетической памяти русского человека…^[6]

Народные узоры, эти «языческие мотивы», Буслаев воспринимает как:

давно виденные и слышанные, пробуждающие в отдалённых уголках памяти картины народной жизни…

Характеризуя классическую свастику, учёный отметил, что она «заимствована ещё в древнейшие памятники христианского искусства из времён дохристианских». По его сведениям, это начертание встречается в древнейших памятниках языческой Германии, а вместе с тем и среди японских гербовых знаков. Ф. И. Буслаев подчёркивал древность и особенность знака свастики^[7]. Таким образом, Буслаев считал свастику природным, древнейшим и особым знаком русского народа, находящимся у него в генетической памяти.

Н. П. Шабельская видела истоки и смысл русских узоров в свете дохристианского мировоззрения и считала непрерывной связь образа современного ей орнамента с образом узоров далёких предков. Она выделяла свастику среди других знаков:

Часто встречаются стоящие к дерева, обращённые друг к другу изображения символических животных: павлинов, единорогов, райских птиц, Сиринов, Алконостов и т.п.; символических знаков, напр. знак доброго пожелания — крючковатый крест (свастика), круги, розетки и другие…^[8]

А. Н. Норцов одним из первых русских исследователей изложил взгляд о противоположности значений свастики, исходя из направлений загнутости её концов, «ног». Им выдвигается также предположение о древнегреческом происхождении начертаний знака^[9].

Н. М. Могилянский при изучении народных узоров Черноземья России учитывал значение крестьянских названий знаков и их применение в обрядовой жизни. Из его исследования следует, что крест с загнутыми концами является особым знаком русской народной культуры^[10].

В. К. Далматов в своём значительном научном и материальном наследии, исчесляемом несколькими тысячами прекрасных странинных образцов ткачества (хранятся в РЭМ), показал распространение выразительных русских народных яргических узоров во многих уездах губернии «Великой и Малой России».

Одновременно с К. Д. Далматовым южнорусский народный орнамент изучали Ф. К. Волков, М. Квитко, А. И. Махно, Н.Ф. Сумцов, С. К. Кулжинский, М. Кордуба, П. Я. Литвинова и другие. Ф. К. Волков обосновывает возможную связь народного названия узора и его значения, предвосхищая развязку теоретического спора западных учёных Ф. де. Соссюра и Э. Бенвениста о связи названий и знака^[11].

Н.Ф. Сумцов один из первых вводит в научный оборот народные «малорусские названия» ярги и яргических знаков. Выделяя обрядовое использование писанок (крашенных расписных яиц), он подчеркнул, что:

самостоятельное положение на писанках имеет близкий к трезубцу знак трискел или трикветр (трёхногий крест с загнутыми концами)…^[12]

Он указывает на связь изображения свастики в малорусских (в Подонии) и западнославянских (у моравов) писанках. М. Квитко^[13] и А. И. Махно^[14] осуществляют красочные выпуски малорусских народных узоров, где также показывается крест с загнутыми концами и его разновидности. Важными для познания малорусского узора стали работы С. К. Кулжинского, М. Кордубы, П. Я. Литвиновой, содержащие первичные описания народных обрядов и обычаев во взаимосвязи с узором.

Вторая половина XIX века характеризуется накоплением значительного археологического материала, в котором предметы с яргическими знаками занимают важное место. Так  А. С. Уваров проводит раскопки большого количества курганов в бассеинах истоков Волги и Днепра и получает многочисленный вещественный материал с яргическими узорами. Материалы с «крючковатым крестом» в средневековых и древних могильниках восточных славян находят Ф. Д. Нефёдов, А. И. Черепнин, П. Н. Милюков, В. И. Сизов и другие. В их исследованиях крест в загнутыми концами и его разновидности всё чаще становятся предметом пристального внимания в вопросе определения признаков летописных племён восточных славян. Это видно из дискуссии учёных о племенной принадлежности Зарайских курганов, которые П. Н. Милюков считал кривическими, а А. И. Черепнин — вятическими, которые долгое время считались мерянскими, т.е. финно-угорскими^[15]. Впоследствии А. А. Спицын обосновал их принадлежность к «кривическим смоленам», тем самым утвердив в русской народной мысли идею креста с загнутыми концами как явление древнего и вредневекового восточного славянства^[16].

В ходе раскопок раннесредневекового Гнёздовского могильника (VI — X вв), что находится в верховьях Днепра, рядом с г. Смоленском, В. И. Сизов получил богатый материал со свастическими знаками^[17]. На основе исследования этого могильника учёный разработал и обосновал ряд идей, не потерявших своё значение для современной науки. В ходе истолкования узора им устанавливается непрерывность существования преемственности знаковой культуры гнёздовских могильников вплоть до современной эпохи — начала ХХ века. Исследовав кустарные промыслы смоленских крестьян, В. И. Сизов заключил, что ряд узоров, характерных для горшков могильника, очень часто встречается «в деревянной резбе, в различных поделках, в украшениях одежды», делая закономерный вывод о том, что:

вообще этот орнамент играет большую роль и в современной жизни крестьян Смоленской губернии…^[18]

Такой вывод означал, что современная учёному материальная и духовная культура в русской искони (велико- и белорусской) непрерывно просуществовала более 13 веков.
В. И. Сизов одним из первых пришёл к доказательному выводу о длительном развитии в местных условиях изображения гнездовского креста с загнутыми концами:

Как для изображений осложнённой в разных видах свастики, так и для изображений ромбов, вписанных в квадраты, мы не встречаем аналогий в вышеупомянутых музеях, а потому этим осложнённым клеймам мы должны приписать местное происхождение, представляющее нам более позднюю местную эволюцию более простых форм общих для восточных и западных славян…^[19]

Такому выводу предшествовали сравнительные исследования гнездовских ярг и других узоров не только с распространёнными в то время народными украсами Смоленской губернии, но и с подобнымиузорами на предметах материальной культуры древних славян в музеях Праги, Любека, Штеттина, Данцига, Киля, Макленбурга и других городов Европы. Необходимо подчеркнуть, что, исходя из обширного материала, собранного им за границей и накопленного в России, Сизов определил самобытные свастические знаки в качестве историко-археологического признака славянских народов, опираясь на который можно успешно разрешить родословие славянства. И ещё одна важная идея В. И. Сизова. Ко времени выхода в свет его труда в археологии считали, что ярга на сосудах курганов могильников относится к клеймам ремесленников. Он же обосновал идею о том, что свастика в Гнёздовских могильниках является обрядовым знаком смоленских кривичей. Тем самым ярга-свастика была отнесена В. И. Сизовым к явлениям древней восточнославянской духовной культуры.

С позиций преемственности и неразрывности существемлования славянской культуры в землях Поднепровья с середины I тысячелетия до н.э. и до начала XX столетия н.э. созданы исследования Б. И. Хапенко, В. Н. Хапенко. Свастика и особенности её изображения на предметах славянских древностей рассматривалась ими как неотъемлемая часть скифской культуры и её наследницами — сарматской и восточнославянской. В их работах ярга считалась особым знаком арийской культуры, к которой учёные относят и культуру восточных славян. Они показывают её непрерывное существование в народной культуре южнорусов Поднепровья в течение примерно полутора тысяч лет.

Свастика понимается как знак древней культуры восточных славян, русской культуры Средневековья, в работах о женской одежде Поднепровья и в новгородских крестах^[20].

Найденные в ходе раскопок курганов начала бронзового века между Доном и Битюгом в Острогожском уезде горшки с ярко выраженной трёхчастной структурой из разнотипных свастических знаков В. Н. Тевяшов отнёс к материальной культуре «прародителей славян»^[21]. В исследование узоров учёный принимает крест с загнутыми концами в качестве единой характеристики для славянской и праславянской культур.

Заметное влияние на изучение знака оказали исследования выдающегося чешского историка и археолога, слависта Л. Нидерле. Он выявил современное бытование (конец XIX века) этого символа в славянских узорах вышивки и на писанках. По его мнению, свастика не могла самостоятельно возникнуть во многих культурах древности и современности. Он полагал, что этот сложный знак имеет слишком выразительное символическое значение, чтобы принимать его за простой узор. Иными словами, Л. Нидерле относил яргу к особой категории народно-племенных, культурно-исторических знаков^[22].

Исследователь сибирских древностей и петроглифов И. Т. Савенков установил среди них значительный массив свастических знаков, найденных по течению Енисея и другим сибирским районам. Сославшись на западного учёного Тихсена, он отнёс их к скифским. Учёный составил своеобразный древний алфавит, в котором представлен целый ряд своеобразных яргических знаков^[23].

В конце XIX века В. А. Городцов разработал классификацию «доисторической» керамики, где орнаменту наравне в другими четырьмя выделенными им признаками керамики отводится важнейшее значение. Городцову принадлежит практическое воплощение идеи использования ромбо-меандровой(свастической) сетки для выделения в Европе отдельной области мадленского времени (XXV—XX тыс. лет до н.э.)^[24].

А. А. Бобринский, исследовавший ряд знаков «первобытного орнамента» всех народов Европы, пришёл к выводу о возможности

проследить существование этого орнамента (яргических знаков — П. К.) на всех страницах истории цивилизаций России, начиная от полу-дикарного каменного века и вплоть до наших дней…^[25]

Необходимо заметить, что подобные идеи уже к тому времени высказывалась и поддерживалась многими учёными, однако полноценного обоснования они не получили до наших дней. А. А. Бобринский — единственный русский учёный, который попытался доказательно обосновать древность происхождения первообраза креста с загнутыми концами, связывая его природу с символическим изображением полёта птицы. В его работе имеются утверждения об изображении свастики русскими ремесленниками на иконописных изображениях Иисуса Христа.

В XVIII—XX вв. свастика широко использовалась русскими архитекторами, писателями, живописцами в украшениях зданий и обрамлениях картин, на обложках книг и других предметах и изданиях. Системные знания о ней входили в курсы лекций для студентов на исторических факультетах университетов Российской Империи^[26].

Во взглядах учёных на рубеже XIX — начала XX столетий крест с загнутыми концами — свастика прочно занял положение «лакмусовой бумажки» — показателя индоевропейской и славянской культур, она была признана особо значимым начертанием, особым узором русского народного творчества, корни которого скрываются в истоках культуры древних индоевропейских народов. Эти взгляды получили дальнейшее развитие в науке более позднего времени. Однако время наложило крайне жёсткие ограничения, создав невыносимые, тяжелейшие условия для развития дальнейших исследований свастической проблемы. Необходимость правильной оценки таких осложнений требует краткого освещения возникновения этих условий и их влияния на изучение вопросов, связанных со свастикой.