Взаимная тотальная война

Вторая мировая война принесла с собой разрушения и страдания в беспрецедентных масштабах, но именно между немцами и русскими жестокость достигла своего зенита, рассказывает в книге «Тотальная война» Майкл Джонс.

Генерал Иван Черняховский, командующий войсками 3-го Белорусского фронта, настраивал своих солдат:

Не будет пощады! Мы никого не пощадим — как не пощадили они нас. В нас горят ненависть и месть…

И то, что советские солдаты обнаруживали по мере немецкого отступления, только подливало масла в огонь, разжигаемый призывами к ненависти: они находили целиком вымершие деревни, где на деревьях висели трупы крестьян с грубыми табличками, на которых немцы оставляли угрозы или саркастические высказывания, или где все жители были согнаны немцами в амбар или на склад и сожжены заживо. Один лейтенант красноармеец рассказывал о том, как они входили в одну из этих деревень-призраков:

Там не было ни одного человека. Немцы забрали с собой все, включая крупный и мелкий скот. Правда, продемонстрировали своего рода уважение — пощадили собак…

Иногда, из близлежащих лесов и полей боязливо выходили некоторые из выживших, и их рассказы, полные кровавых подробностей, только усиливали абсолютный ужас и ненависть к немцам.

Советская пропаганда заражала бойцов лозунгами, подобными тем, что принадлежат перу военного журналиста Ильи Эренбурга:

У нас нет кинематографических свидетельств этой беспощадной войны партизан и оккупантов, перемалывавшей оказавшееся между ними мирное население, но более 40 лет спустя Элем Климов снял «Иди и смотри» (1985) — фильм, который повествует о белорусском мальчике Флере, попавшем в водоворот антипартизанских операций немецких войск, и чьё тревожное сочетание жестокого реализма и сюрреалистического бреда может сравниться разве что с «Апокалипсисом сегодня» Копполы — на протяжении многих лет эти фильмы не перестают шокировать зрителей.

Советские солдаты также обнаружили, что их товарищи, в колоссальных количествах попавшие в плен в начале операции Барбаросса, также подвергались бесчеловечному обращению — ещё до советского вторжения Верховное Командование вермахта постановило, что международные правила обращения с военнопленными не будут применяться на Восточном фронте. В результате из в общей сложности шести миллионов заключённых примерно 3,3-3,5 миллионов погибли ввиду лишений и жестокого обращения в лагерях и при транспортировке (а также вследствие уже упомянутой кампании по уничтожению «комиссаров»).

После знакомства с этими реалиями некоторые из советских солдат изменили свое поведение: они перестали брать немцев в плен. С другой стороны, многие из немецких солдат, казалось, и не были заинтересованы в том, чтобы становиться заключенными русских. Как предполагает в своей тяжелой книге «Конец: Германия, 1944-1945» (The end: Germany, 1944-45) Ян Кершоу (Ian Kershaw), одной из причин фанатичного сопротивления Германии, заходящего далеко за пределы разумного, поскольку война неизбежно была проиграна, является полное понимание немцами (пусть позднее многие это и отрицали) тех зверств, что были совершены их войсками на Восточном фронте, и боязнь быть отплаченными той же монетой.

Однако ужасы, виденные советскими солдатами во время их победоносного шествия по советской территории, хотя и закалили их, всё же не могли подготовить к тому, что они обнаружили по прибытии в Польшу и Восточную Германию.»

Когда советские войска впервые вступили на территорию Германии в Восточной Пруссии, накопленная ненависть не пощадила мирных жителей: изнасилования, грабежи, вандализм, произвольные убийства. Германская пропаганда пыталась извлечь выгоду из этих зверств, призывая немецких солдат противостоять русским до последней капли крови, ведь то, что ожидало их и их семьи в случае победы СССР, было хуже, чем смерть.

Со своей стороны, Илья Эренбург продолжал воодушевлять советских солдат:

Настала расплата […] Мы полны решимости отомстить немцам за все…

И многие солдаты оказались увлечены этой волной ненависти, которая, как свидетельствуют приводимые Джонсом выдержках из писем, была очень сильна:

Я снова поклялся […] отомстить за смерть моего брата. Сотням немцам придётся искупить её своей жизнью. Ни один из них, оказавшись в моих руках, не уйдёт живым // Немецкие матери проклянут тот день, когда родили своих детей. Теперь настал черёд немецких женщин испытать ужасы войны // Теперь у нас есть полная свобода делать всё, что мы хотим, с этими немецкими негодяями // Как радуется моё сердце каждый раз, как мы проходим через немецкий город, охваченный огнём!..

Джонс со всей осторожностью объясняет, что так думали не все солдаты и что многие подразделения вели себя корректно. Так, он рассказывает историю о солдате, который, проходя через свою родную деревню на Украине, обнаружил, что его дом был уничтожен, а «родители и бабушка с дедом были повешены в маленьком саду перед домом», и тем не менее он не стал отыгрываться на простых немцах, заслужив от командира такой комментарий:

Тот истинный герой, кто способен сдерживать свой гнев…

Осознав совершаемые злоупотребления, советские власти также пытались смягчить неконтролируемое пламя антинемецкой ненависти. «Если немцы грабили и публично насиловали наших женщин, это не значит, что мы должны делать то же самое […] Наши солдаты не позволят себе ничего подобного — не из жалости к врагу, но ради своего личного достоинства. Наш гнев не является необоснованным, наша месть не слепа», — провозглашала редакционная статья «Красной Звезды», газеты Советской армии, от 9 февраля 1945 года. Сам Илья Эренбург, до той поры наиболее кровожадный из пропагандистов, пытался объяснить, что его призывы к мести не следует понимать буквально.

Между тем, несмотря на отчаянное сопротивление остатков немецко-фашистских войск, а также подростков и стариков, согнанных в ополчение без соответствующей подготовки и оснащения (отряды Фольксштурм), советские войска стремительно приближались к Берлину.

Исход был неизбежен, но немцы продолжали сопротивляться с неправдоподобной яростью, вызывавшей тяжёлые потери в советских рядах. Во второй половине дня 30 апреля в ходе начавшихся внутри Рейхстага ожесточеннейших боёв — в одном из окон замелькал красный флаг, но немецкая контратака заставила советских воинов отступить — Гитлер покончил жизнь самоубийством в своем бункере. В ту ночь другой группе солдат Красной армии удалось водрузить советский флаг на вершину Рейхстага, а на следующий день сдался военный комендант Берлина — как раз в тот самый день, который был намечен Сталиным в качестве крайнего срока для завоевания немецкой столицы — 1 мая.

Водружение знамени над Рейхстагом было инсценировано 2 мая профессиональным фотографом Евгением Халдеем (1917-1997), который уже снимал боевые действия в Керчи, Севастополе, Ростове, Бухаресте, Белграде, Будапеште и Вене. Это одна из самых известных фотографий в истории, однако многое в ней не соответствует действительности. Начать хотя бы с того, что человек, держащий знамя, это не, как было тогда объявлено, грузин Мелитон Кантария (этим обманом хотели угодить Сталину, тоже грузину), но лейтенант Алексей Ковалёв, который входил в группу, впервые водрузившую флаг над Рейхстагом, а затем вынужденную отступить. Узнав о героическом поступке Ковалёва, сам маршал Жуков настоял на том, чтобы именно он появился на постановочной фотографии Халдея.

Снимок неоднократно подвергался ретушированию: так, были стёрты «лишние» часы на правом запястье поддерживающего Ковалёва бойца (что могло свидетельствовать о случаях мародерства среди советских солдат) и нарисованы добавляющие драматизма чёрные клубы дыма.

Однако это была далеко не единственная фотография Халдея, документально подтверждающая взятие Берлина, являющаяся подделкой: фото на обложке Total War, почти столь же знаменитая, как и снимок со знаменем, представляет собой монтаж из четырех отдельных изображений Рейхстага, солдат, танков и самолётов.

То же касается и другой фотографии Халдея, изображающей разрушение Берлина и помещенной на обложке Dark Continent Марка Мазовера, это коллаж из нескольких фотографий руин (не обязательно берлинских, за исключением церковной башни на заднем плане) и танков, артиллерии, солдат и лошадей из различных фотографических источников.

Халдей не стыдился подделывать снимки, возможно, потому что в то время эта практика была настолько широко распространена в СССР, что стала второй природой этого искусства. Ещё одна из его знаменитых фотографий, снятая в районе Мурманска, также является результатом сборки трёх разных снимков, из которых были взяты олени, взрывы и самолёты (последние даже не советские, а английские — истребители Hawker Hurricane).