В 1833 году в одной из лучших типографий России — Экспедиции заготовления государственных бумаг — вышла необычная со всех сторон книжка. Автор — неизвестный магистр философии и член разных ученых обществ Ириней Модестович Гомозейко; издатель — с говорящей фамилией В. Безгласный; непонятны и рисунки с каким-то человечком. Зато художественное оформление — роскошно. Обложку украшал кружевной орнамент, название книги на титуле отпечатали в шесть красок: каждая буква в слове «сказки» имела разный цвет. Все тринадцать заставок и фронтиспис для книги резались на дереве в Петербурге художником, французом по происхождению, П. Русселем по эскизам Франца Рисса. Резонанс был огромен — с первых же дней после появления «Пестрых сказок» (первоначальное название «Махровые сказки», которое автор поменял за несколько дней до выхода книги из печати) о них много и горячо спорили, само издание молниеносно раскупалось. Любопытно, что «Сказки» не встретили никаких возражений со стороны цензуры. Хотя как раз в это же время, московский Цензурный комитет запретил русское издание сочинений средневекового алхимика под названием «Секреты Великого Альберта», на кого не раз ссылался Одоевский в своем сборнике[1]. В книгу вошло восемь взрослых сказок: «Сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем», «Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту», «Сказка о том, по какому случаю коллежскому советнику Ивану Богдановичу Отношенью не удалося в светлое воскресенье поздравить своих начальников с праздником», «Реторта» и другие. А так же одна детская — «Игоша». По просьбе автора сказок, тираж печатался под присмотром Николая Гоголя[2]. К одной из сказок он набросал даже рисунок, который, однако, так и остался в черновике. Перед выходом книги в свет Николай Васильевич, со свойственной ему «скромностью», в письме А.С. Данилевскому отмечал:
Рекомендую: очень будет затейливое издание, потому, что производится под моим присмотром…
Книга имела множество «секретов», которые читателям следовало разгадать. Самым большим из них были автор и издатель книги. Пошел на такую литературно-издательскую мистификацию князь Владимир Федорович Одоевский (1804-1869). Он, обладая энциклопедическими знаниями в разных областях науки и искусства, был и философом, и писателем, музыкантом, ученым, журналистом, критиком, а некоторые даже утверждали, что и алхимиком. Князь состоял на службе в Публичной библиотеке; возглавлял Румянцевский музей; был одним из основателей Московской консерватории и учредителем Русского географического общества. Так что стоящая на титульном листе формулировка о «магистре философии и члене разных ученых обществ», вполне ему соответствовала. Один из современников В. Ф. Одоевского писал:
Его привлекательная, симпатичная наружность, таинственный тон, с которым говорил он обо всем, беспокойство в движениях человека, озабоченного чем-то серьезным, выражение лица постоянно задумчивое, размышляющее, — все это не могло не подействовать на меня. Прибавьте к этому оригинальную обстановку его кабинета, уставленного необыкновенными столами с этажерками и с таинственными ящичками и углублениями. Книги на стенах, на столах, на диванах, на полу, на окнах — и притом в старинных пергаменных переплетах с писаными ярлычками на задках; портрет Бетховена (с длинными седыми волосами и в красном галстуке); различные черепы, какие-то необыкновенной формы склянки и химические реторты…
По субботам в петербургском доме Владимира Федоровича и его жены Ольги Степановны собиралась интеллектуальная элита северной столицы, за что салон прозвали академией. А самым излюбленным местом собиравшихся здесь ученых, литераторов и музыкантов стал старый потертый кожаный диван князя. По словам В. А. Соллогуба:
здесь Пушкин слушал благоговейно Жуковского; графиня Ростопчина читала Лермонтову свое последнее стихотворение; Гоголь подслушивал светские речи; Даргомыжский замышлял новую оперу и мечтал о либреттисте…
В один из таких субботних вечеров в марте 1833 года В. Ф. Одоевский, в длинном черном сюртуке и свисающем набок черном шёлковом колпаке, вручал своим друзьям — «завсегдатаям кожаного дивана» — подносные экземпляры «Пёстрых сказок». О существовании таких «особых» экземпляров стало известно лишь после того, как в собрании Британской библиотеки обнаружили «Пёстрые сказки» с карандашными пометками автора:
Только 25 экземпляров сей книги отпечатаны на веленевой бумаге. Сии экземпляры никогда не были пущены в продажу…[3]
Другим «секретом» книги стали грамматические шутки В.Ф. Одоевского. Так, по примеру испанского языка, в начале каждого вопросительного предложения он ставил перевернутый второй вопросительный знак. В предисловии к читателю издатель В. Безгласный писал: «Оборотный вопросительный знак, который ставится в начале периода для означения, что оному при чтении должно дать тон вопроса». И в завершение ко всему, в тексте полностью отсутствовала буква «э», не хватало запятых, зато было много тире и многоточий. Вот только «гомозейковская грамматика» многим пришлась не по вкусу. Увлекаясь химией/алхимией, князь Одоевский не отказал себе в удовольствии провести небольшой эксперимент:
Для истории искусства и ради библиоманов, сохранивших экземпляры «Пёстрых сказок», замечу, что на странице 145 находится политипаж единственный в своем роде…
Владимир Фёдорович решил испытать, а нельзя ли сделать на литографическом камне выпуклость не резцом, но особым химическим составом. Помочь в этом взялся художник А.Ф. Греков. Однако опыт не удался: «единственный в своем роде» оттиск на 145-й странице с изображением деревянного человечка Кивакеля с чубуком в руке оказался грязнее и неудачнее остальных, сделанных с деревянных досок. При жизни писателя «Сказки» полностью не переиздавались. В 1844 году шесть сказок Одоевский включил в третий том собрания своих «Сочинений», внеся в них незначительную стилистическую правку. Коснулась она, главным образом, «Игоши» — единственной «сказки», претерпевшей кардинальную редактуру. Отказался также Владимир Фёдорович и от «испанской пунктуации». Первоначальная рукопись «Пёстрых сказок» не сохранилась, остались только многочисленные карандашные правки князя на экземпляре из Библиотеки Британского музея. Отзывы же современников на столь экстравагантное издание были разными, порой — противоречивыми. Кто-то хотел, чтоб «им не было конца»; другие считали, что автор заигрался с Гофманом; третьи — называли князя русским Фаустом. Впрочем, современные читатели могут составить собственное мнение о «Пёстрых сказках» — книга эта неоднократно переиздавалась.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ МИСТИФИКАЦИИ (от греч. μύστης — посвященный в тайну и лат. facio — делаю) — литературные произведения, авторство которых приписывается кому-либо реально существовавшему, а иногда вымышленному лицу или выдаётся за создание народного творчества; иногда сопровождается изготовлением ложного первоисточника текста. Сохранение стилистической манеры и создание творческого образа мнимого автора отличает литературные мистификации от более широкого понятия литературного анонима и псевдонима. Литературные мистификации чаще встречаются в переломные эпохи, ознаменованные обострением общественной борьбы. Например, католические миссионеры для искажения учения браминов прибегали к подделке старинных санскритских манускриптов
Примечание
- [1] В библиотеке Одоевского находилось несколько редких изданий Альберта Великого, также хранился редчайший рукописный список неизданного при жизни Парацельса трактата «Ключ, или Руководство к книгам Феофраста Парацельса». А близкая приятельница Одоевского писательница Е. П. Ростопчина в шутку называла его «Albert le Grand»
- [2] В библиотеке Кембриджского университета хранятся «Пестрые сказки» 1833 г. с весьма примечательными анонимными записями, касающимися участия Н. В. Гоголя в «производстве» сборника Одоевского
- [3] Последним владельцем этой книги был С.А. Соболевский, часть библиотеки которого еще в XIX в. была приобретена Библиотекой Британского музея. Изначально книга принадлежала графу П. К. Сухтелену — известному библиофилу, в последние годы жизни — российскому послу в Швеции. Сухтелен скончался в 1836 г., после чего книга, очевидно, и вернулась к автору, получив его экслибрис и заняв место в его книжном собрании. Спустя примерно семь лет, готовя к изданию свои трехтомные «Сочинения», Одоевский приступил к их редактированию, внеся ряд поправок в этот, «сухтеленовский», экземпляр, а через двадцать лет переподарил его своему другу и известному библиофилу С. А. Соболевскому. После смерти Соболевского его ценнейшую книжную коллекцию унаследовала С. Н. Львова, продавшая ее в Германию. Именно там — на лейпцигском аукционе книготорговой фирмы «Лист и Франк» — «Пёстрые сказки» в числе значительной части собрания Соболевского и были приобретены Британским музеем для своей библиотеки 9 октября 1873 г.