Путешествие через Московию Корнелия де Бруина

В начале XVIII века весь Старый Свет с большим интересом относился к любопытным, а порой и противоречивым известиям о русском монархе Петре I. Многие европейцы мечтали попасть на аудиенцию к русскому царю, вступить с ним в переписку, или, хотя бы посетить неведомые земли Московии. Среди таких желающих был и «искусный живописец, известный более своими путешествиями на Восток» Корнелис де Бруин^[1] из Амстердама.

И вот, в августе 1701 года де Бруин отправился на «прекрасном судне по имени Иоанн Креститель, о 8-ми пушках» из голландской столицы в Архангельск. Познакомившись с первым русским городом и пожив некоторое время в «непривлекательных палатках» у коренных жителей севера самоедов (коих не преминул изобразить), он на санях вместе с Авраамом Кинзиусом и его солдатами поехал через Вологду и Ярославль до Москвы. То был единственный путь, которым добирались дипломаты, купцы и многочисленные ремесленники Западной Европы до русской столицы.

Путешественник оказался в столице в самый разгар святок, и, разместившись в Немецкой Слободе, стал свидетелем обычая угощать — то есть «славить» — всех непрошеных гостей. Царь Петр очень любил в эти дни совершать визиты вместе со всей своей свитой, человек этак из 200-300, к своим подданным. Посетил государь и господина резидента Гульста, у которого в это же время гостил и Корнелис де Бруин. Поместил Гульст голландца в особом покое, куда случайно заглянул князь Трубецкой, и, увидев в нём иностранца, начал с ним разговаривать по-итальянски. Князь, после продолжительной беседы о разных странах:

остался доволен… и доложил обо всём разговоре Его Величеству», который «тотчас пожаловал со всем своим обществом в то место»,

где расположился путешественник. Петр I нашел в К. де Бруине настолько интересного собеседника, что распорядился оказывать ему всяческое содействие в осмотре и составление планов и зарисовок:

Его величество… приказал показать мне в Москве всё, что заслуживало внимания в церквах и других местах этого города…

Сопровождать путешественника был назначен «главный смотритель монастырей» Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, который представил ему внутреннее убранство кремлевских храмов и главные святыни русской православной церкви — икону Владимирской Божьей матери и ризу Христа. А ведь до него подобный осмотр никому из иностранцев не разрешался. Особенно поразила де Бруина:

большая книга, которую носят в крестные ходы в известные праздники; книга эта осыпана была драгоценными каменьями, а внутри её находились во множестве изображения из Священного Писания, и все буквы — золочёные…

Стал голландец и свидетелем «страшной казни» над 50-летней женщиной, убившей своего мужа, которую:

присудили зарыть живою в землю по самые плечи, и она показалась мне очень ещё свежею и приятной наружности…

Приглашен он был и на свадьбу царского любимца Шаинского, где смог «лицезреть царя во всем великолепии»:

Платье на нём было из золотой парчи, самой великолепной: верхний кафтан испещрен был множеством узоров различного цвета, а на голове у него была высокая шапка, на ногах же жёлтые сапоги. Конь его в богатейшей упряжи, покрыт был прекрасным золотым чапраком, а на передних ногах его блестели серебряные кольца шириною в 4 пальца…

Через несколько месяцев вместе со свитой царя Корнелий де Бруин из Москвы отправился в Воронеж. По дороге они останавливались на ночлег и «хорошую попойку» в Коломне, в имениях графа Александра Васильевича Кикина и князя Александра Даниловича Меньшикова. Расположившись всей свитой у своего любимца Александра Даниловича, Петр I позвал де Бруина, возмутившись его долгим отсутствием при своей особе:

Я был там, где было угодно Небу и моим возчикам, потому что я не знал ни языка, ни дороги…

Такой ответ голландца рассмешил царя и в наказание он подал ему полный стакан вина, и, угостив на славу, приказал палить из пушек при каждой заздравной чаше.
Вскоре весь царский поезд добрался до Воронежа, где через некоторое время Корнелий де Бруин со своими «тремя товарищами» попрощался с Петром I:

Его Величество дал нам поцеловать свою руку, потом обнял нас и пожелал доброго пути…

Наш путешественник вернулся в Москву на несколько дней и уже из первопрестольной столицы двинулся на предоставленном ему судне по Волге в далёкий путь на Восток. Профессиональный топограф, любитель зарисовок достопримечательностей, он не только сделал рисунки и планы, но и составил краткие очерки обо всём, что казалось ему достойным внимания.

На обратном пути из Восточной Индии, а также с островов Цейлона и Явы, де Бруин снова посетил Москву и пробыл в ней, на этот раз, около полугода. Затем, прежней дорогой своей через Архангельск отправился на корабле домой и 8 октября 1708 года благополучно возвратился в Амстердам. Через два года по «вторичному возвращению на родину», он издал описание своего второго путешествия, украсив его более 320 изображениями, где читателю предлагалось описание малоизвестных земель:

в которых Невежество и Рабство сводят на нет многие преимущества, дарованные здесь самой Природой…

Одна из самых больших гравюр в издании — панорама Москвы (190 см), о создании которой де Бруин писал:

Вид города снят с высоты царского дворца, называемого Воробьёвским. Он расположен на высоте горы, против Девичьего монастыря, по другую сторону Москвы-реки, в трёх верстах от столицы…

Книга имела большой успех и принесла ее автору известность. Записки де Бруина много раз переиздавались и переводились на иностранные языки. При этом сведения о Московии никак не перекликались с трудами его предшественников — Герберштейном, Олеарием, Аллисоном и другими. Он ничего из них не заимствовал, будучи везде самостоятельным и верным принятому им правилу:

строго держаться истины и описывать только то, что он сам видел и дознавал на месте…

Вскоре этот труд был переведён на многие европейские языки, кроме русского. Перевод семи глав поместил в «Отечественных записках» Павел Петрович Свиньин в 1829 и 1830 годах, которые были посвящены пребыванию де Бруина в Москве. А первый полный перевод был выполнен Павлом Петровичем Барсовым с амстердамского издания 1718 года братьев Ветштейнов^[2]. Перевод сверял по голландскому подлиннику 1714 года секретарь Императорского Общества Истории и Древностей Российских О. М. Бодянский и им были исправлены все неверности и пропуски французского переводчика. И лишь в 1873 году Общество впервые выпустило на русском языке текст записок Корнелия де Бруина^[3], но — без зарисовок автора.