Покойнички на Русь Дмитриев день ведут — живых блюдут

Димитриевская суббота, как день поминовения усопших был установлен по почину великого князя Дмитрия Донского и по благословению преподобного Сергия Радонежского. Cобираясь на битву на Куликовом поле, Дмитрий Донской был благославлен на бой с иноземцами игуменом Троицко-Сергиевой обители Сергием Радонежским. После битвы на Куликовом поле Дмитрий Донской, одержав победу над Мамаем и вернувшись с поля сражения, снова посетил Троице-Сергиеву обитель. Великий князь совершил в обители поминовение православных воинов, погибших в Куликовской битве, и предложил Церкви творить поминовение ежегодно в субботу перед 26 октября (день памяти святого Димитрия Солунского). Предложение великого князя было принято. Позднее, Царь Иван Васильевич Грозный подтвердил особым указом святоотеческое постановление и повелел в этот день:

петь панихиды и служить обедни по всем церквам и общую милостыню давать, и кормы ставить…

Первоначально поминовение совершалось по всем православным воинам, павшим в этом сражении^[1]. С годами Димитриевская суббота стала днём заупокойного поминовения не только воинов, но и всех усопших православных христиан. Димитриевская суббота всегда проводилась на Руси торжественно: посещали могилы родных, служили панихиды, устраивали тризны, женщины вспоминали и причитали. В день Димитриевской субботы, как и в другие родительские, православные христиане молятся об упокоении душ почивших людей — особенно родителей. Но Димитриевская суббота несёт в себе ещё особый смысл — установленная после Куликовской битвы, она напоминает о всех русских погибших и пострадавших за Православие, и перешедших в Русское Небесное воинство^[2].

Дмитровская родительская является одною из наиболее почитаемых в народе^[3]. Как справедливо замечает И. М. Снегирёв: «Главнейшие народные поминки совершаются на Радоницу, в Троицкую субботу и в Дмитриев день».

Изобильная всякой снедью назимняя пора немало способствует тому, чтобы эта «родительская» справлялась, что называется, честь-честью. Приготовляется к ней деревенщина-посельщина, словно к какому великому празднику: пива варит, меда сытит, пироги печёт, кисели заготовляет разные — поминальщикам да причту церковному на угощение, усопшим родителям-сродственникам на вспомин души. «Не всегда поповым ребятам Дмитриева суббота!» — приговаривает деревня, вспоминая об этом поминальном разносоле богатом.
Еще «Кормчая книга»^[4] ставила строгий запрет на поминальные пиршества, но до сих пор в повсеместном обычае в народной Руси устраивать попойки-угощенья на могилках в особо установленные для этого дни. До нашего времени соблюдается старинное обыкновение сходиться в положенный срок на кладбища и воздавать честь-помин покойникам. До сих пор, — хотя бы на Дмитриев день, всюду можно услышать по деревенским погостам жалобные причеты, над могилами всюду можно увидеть поминальщиков, порою превыше всякой меры совершающих возлияние в честь дорогих и близких им усопших, почивающих вековечным сном в любовных объятиях Матери-Сырой-Земли.
Русский пахарь-народ зачастую, начиная за здравие, сводит на упокой, — но бывает (и нередко), что наоборот — начав поминаньем, сводит на ликованье-здравствованье. К Дмитриеву дню с полной справедливостью можно отнести последнее. В этот праздник мёртвых можно наблюдать в народной Руси «радование» живых. Это обстоятельство вытекает непосредственно из верований народа в то, что там — за гробом — радуются все обремененные, недугующие, страждущие в здешней земной жизни, все опечаленные судьбою, все обездоленные в этом бренном, преходящем мире. К Дмитриеву дню остаётся еще от назимней Казанской пиво недопитое, доливают его, не жалеючи ни хмеля, ни солода, бабы-хозяйки, привычные пивоварки:

Поминай живых добром, а покойничков зелёным вином!, Зелено-винцо — пиву родной брат!, Без пива да без вина — и не поминки!, Пей, не жалей — поминай веселей!, Кого чем, а русского мужика только и помянуть что пивом да блинами!, Провожай со слезами, поминай в радости!, С веселыми поминальщиками и покойничкам веселее!, Тяжела земля, а как обольёшь её пивцом да винцом — всё полегчает!..

— сыплет красными словцами торцоватая молвь народная.
Все новобрачные, успевшие повенчаться в октябре-свадебнике, считают непременным долгом навестить о Дмитриевой дне могилки своих родных. При этом самой новобрачною пекутся особые поминальные пироги, которые, по старому завету седой старины, оставляются на могилках — в дар покоящимся в них. Нищая братия, твёрдо памятующая все поминальные дни, подбирает эти дары и поминает добрым словом как щедрых поминальщиков, так и тех, ради кого пеклись доставшиеся голодному брюху сытные снеди. Хотя и оговаривает русский народ охотников до даровых поминальных снедей поговорками вроде:

Отдай нищим, а самому ни с чем!,  Суму нищего не наполнишь!, Всех нищих не перещеголяешь!..

— но он же замечает — в памятниках своей вековой мудрости, что:

Нищий — человек Божий!, Нищему подать  — лишний грех с души снять!, Подашь нищему — Господь вернет сторицею!, Накормишь голодного — в раю сыт будешь!, Молитву нищего скорее Бог услышит!..

«Дмитриев день покойнички на Русь ведут, — говорят в народе, — покойнички ведут, живых блюдут». «Живой, о живом думай, да про мёртвых не забывай!» – гласит народная мудрость. Потому-то Дмитриева суббота и зовется «поповской работою»: приходится немало панихид отслужить на могилках честным отцам, немало блинов-пирогов собрать, немалой деньгою разживиться… Любит угостить и всегда русский мужик-деревенщина своих батюшек, — как же ему обнести их угощеньем в свят-Дмитриев день, когда, по пословице:

и воробей под кустом пиво варит…

К этому поминальному празднику приурочиваются народным опытом и свои особые — ему одному присущие, с ним одним связанные — приметы:

Если Дмитриев день будет пóголу, то и Пасха будет тёплая! — говорят в Тульской губернии. Дмитриев день — перевоза не ждет! — гуторят в симбирских деревнях. Дмитрий на снегу — весна поздняя! — примечают рязанцы…

У калик перехожих отмечен свят-Дмитриев день наособицу в целом ряде любопытных стихов-сказаний.
В Пермской и Новгородской губерниях подслушан пытливыми собирателями песенной старины любопытный стих о св. Димитрии Солунском, — стих, очевидно, сложившийся во времена, когда еще свежа была в народной Руси память о Димитрии Донском — великом князе, богатырский облик которого слился здесь с его святым:

Сопущались с небес два ангела да два архангела ко Дмитрию Солунскому свету-чудотворцу, — запевается-зачинается этот стих. «Гой еси, наш батюшка, Дмитрий Солунский чудотворец! — возглашают ангелы-архангелы, обращаясь к святому великомученику. — И хочут твой град весь повызорить, и всех людей твоих повыгубить и Божии домы на дым пустить!» Отвечает небесным вестникам «свет-чудотворец»: «И не дам свой город я повызорить, и не дам своих людей всех повыгубить, и Божии церкви на дым пустить!» «Но, — продолжает сказание, — отколь взялся Мамай неверный, безбожный, неверный, нечестивый, и принимал он силы множество. Увидал Дмитрий Солунский свет-чудотворец: имает он себе дорогого коня, покидает он ковры сорочинские, берет он копье булатное, выезжает к Мамаю неверному, нечестивому: по орде-то он гуляет, и сколько он копьем колет, а вдвое-втрое конем топчет. И пригубил он силушки множество — три тьмы, три тьмы и четыре тысячи…» По словам сказания, нечестивый Мамай «немного барышу получил», всего только — «двух русских сестер в полон залучил, увозил он к себе да во палатушки». Здесь обращается он к ним со следующей речью: «Ой вы, гой две русския сестры-полоняночки! Вы скажите мне про могучаго богатыря: какой есть у вас могучий богатырь, сколько он у меня силушки погубил, выпишите мне и вырисуйте мне на ковре на шелковом!» И вот, — продолжает стих, — «оне пишут и рисуют с утра до вечера, с вечера да до полуночи; со полуночи горько плачася, Богу помолилися, на ковер оне спать ложилися: — Уж ты гой еси, батюшко, Дмитрий Солунский, свет чудотворец наш! И не прогневайся на нас на грешних здесь, и не из волюшки пишем, из-под неволюшки!» Заснули «сёстры-полоняночки», а в это время:
…поднималася вьюга-пáдорога,
Подымала со палат верхи,
Выносило-то двух русских сестёр,
Двух сестёр да полоняночек,
И уносило ко Дмитрию Селунскому,
Свету чудотворцу да во Божию церкву.
Поутру оне да пробудилися,
Дмитрию Селунскому да помолилися…

П. В. Киреевским записано в селе Репьевке Сызранского уезда Симбирской губернии другое, более пространное песенное сказание, родственное с этим по содержанию, но отличающееся совершенно самобытными подробностями. Всё оно носит на себе чисто русский отпечаток:

С перваго веку-начала Христова не бывало на Салым-град никакой беды ни погибели. Идёт наслание Божие на Салым-град, идёт неверный Мамай-царь, сечёт он и рубит, и во плен емлет, просвещенныя соборныя церкви он раззоряет… — говорится в начале этого сказания. — У нас было во граде во Салыме, во святой соборной во Божьей во церкви, припочивал святый Димитрий чудотворец. Сосылал Господь со небес двух ангелов Господних, два ангела Христова лик ликовали святому Димитрию Салымскому чудотворцу, рекут два ангела Христова Димитрию Салымскому чудотворцу: — О святый Димитрий Салымский чудотворец! Повелел тебя Владыко на небеса взяти, хочет тебя Владыко исцелити и воскресити, а Салым-град разорити и победити: идет наслание великое на Салым-град, идет неверный Мамай-царь…» Св. Димитрий в ответ ангелам говорит, что «не быть Салыму-граду взяту, а быти Мамаевой силе побиту…»

Вслед за этим появляется в повествовании новое действующее лицо — старец Онуфрий. Стоял он на молитве, и было ему видение, видел он св. Димитрия с ангелами, услышал он их речи, — пошел старец о них:

по Салыму-граду объявляти: «Вы гой еси, князья-бояре, воеводы и митрияприполиты, попы священники и игумны, и все православные христиане! Не сдавайте вы Салыма-града и не покидайте: не быти нашему Салыму-граду взяту, а быти Мамайской силе побиту!» И вот, — продолжает безымянный сказательпеснотворец, — «у нас во граде, во Салыме, поутру было раным-ранехонько, не высылка из Салым-граду учинилася: един человек из-за престола возставает, пресветлую он ризу облекает, един он на бела осла садится, един из Салыму-граду выезжает, един неверную силу побеждает, сечет он и рубит, и за рубеж гонит: победил он три тьмы и три тысячи неверной силы, да и смету нет; отогнал он невернаго царя Мамая во его страну в порубежную»… Царь Мамай захватил, — как и в первом стихе, — двух сестёр-полоняночек; увез их он в свою землю, — привез — выспрашивает о неведомом богатыре. «Это не князь, не боярин и не воевода, это — наш святой отче Димитрий Салымский чудотворец!» — держат ему ответ полонянки. Приказывает им «злодей, неверный царь Мамай» вышить лик чудотворца на ковре: «коню моему на прикрасу, мне царю на потеху, предайте лицо его святое на поруганье!» Те отказываются. Мамай «опалился»; вынимает он, злодей, «саблю мурзавецкую», хочет сёстрам головы с плеч снести. Убоялись бедные полонянки, соглашаются; согласясь, за работу принимаются: «святое лицо на ковре вышивали, на небеса позирали, горючие слезы проливали, молились оне Спасу, Пречистой Богородице и святому Димитрию Салымскому чудотворцу…» Утомились работою полонянки; утомясь — «приуснули». В это время — «по Божьему все повеленью и по Дмитрия святому моленью возставали сильные ветры, подымали ковер со двумя девицами, подносили их ко граду ко Солуну, ко святой соборной Божьей церкви, ко празднику Христову, ко святому Димитрию Солунскому чудотворцу: положило их святым духом за престолом». Пришел поутру пономарь в церковь, увидал спящих на ковре сестёр, побежал к священнику — с вестью о случившемся. «Поп-священник от сна восстает, животочною водой лице свое умывает, на ходу он одежу надевает, грядет он скоро во святую соборную церковь, до Господняго престола доступает, животворящий крест с престола приимает», — начинает сестёр-девиц будить, святою водой кропить. Просыпаются бедные полонянки, — думают, что будит их «злодей-собака, неверный царь Мамай», говорят, ответ держат, что-де исполняли его царский наказ-урок: вышили на ковре лик св. Димитрия чудотворца. Прослезился священник, глядючи на русских девиц-полоняночек,сказал им, что он не Мамай-царь, а «священник, отец духовный», — спрашивает их: как они очутились в алтаре за престолом. «Батюшка, священник, отец духовный! — отвечают ему сестры. — Мы сами про то не ведаем… Знать, по Божьему повелению, по Димитрия святаго молению, сама нам Божия церьква отмыкалась, и сами нам двери отверзались, сами нам за престолом свечи зажигались!» Велел тогда священник ударить во все колокола, возвестить городу о свершившемся чуде. И — «услышали по всему городу, по Солуну, князья-бояре, воеводы и митрии-приполиты, попы-священники, игумны и все православные християне; собирались они в соборную Божию церковь, подымали они иконы местные, служили они молебны честные, молились они Спасу, Пречистой Богородице и святому Димитрию Солунскому чудотворцу!..

Этим и заканчивается сказание.