Обрезание Господне и Васильев день

Четырнадцатого января Православная Церковь торжественно отмечает праздник Обрезания Господня в память о том, что Богомладенец Иисус по ветхозаветной традиции на восьмой день после Своего Рождества был обрезан, и при этом Ему было наречено имя, предреченное Архангелом Гавриилом ещё при Благовещении Деве Марии и предвозвещенное Ангелом святому праведному Иосифу Обручнику — Иисус (Спаситель):

По прошествии восьми дней, когда надлежало обрезать Младенца, дали Ему имя Иисус, нареченное Ангелом прежде зачатия Его в чреве (Лук. 2, 21)… ибо Он спасёт людей Своих от грехов их (Мф. 1, 21)…

В Ветхом Завете обрезание было установлено в прообраз Крещения новозаветного, в знак Завета с Господом, в знак очищения от первородного греха. Суть Ветхозаветного обрезания:

Господь, как Сын Божий не нуждался в таком очищение, но принял его, как Сын Человеческий:

Не нарушить закон пришёл Я, но исполнить…

Таким образом, Обрезание и наречение Господа именем Иисус, совершившиеся в самом начале земной жизни Спасителя, призваны напомнить христианам, что они вступили в Новый Завет с Богом и:

обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым…

В Новом Завете обряд обрезания уступил место таинству Крещения.
Свидетельства о праздновании Обрезания Господня в Восточной Церкви восходят к IV веку. Канон празднику написан преподобным Стефаном Савваитом (память 28 октября). В праздник Обрезания в русских храмах после литургии совершается молебен о новолетии, которое началось с того времени, как император Пётр I повелел, в соответствии с европейским летоисчислением, считать начало года с 1 января (1700)^[1]. По традиции в этот день совершается молебное пение на Новый год с коленопреклонением.
Праздник Обрезания Господня продолжается один день и соединяется с празнованием памяти святого Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской, отчего в народе он известен под именем Васильева дня.

Празднование Васильева дня, как первого дня Нового Года имело много общих черт с празднованием Рождества и Крещения. В ночь на Васильев день, ходили ряженые, колядовали, гадали. В домах устраивали ритуальные трапезы, на которые «приходили» умершие предки. Дети обходили дворы с пожеланиями богатства, исполняя обряд посевания изб. В этот день выполнялись и некоторые обрядовые действия, не характерные для других святочных празднеств. Наиболее ярким из них было обрядовое застолье, во время которого подавали зажаренного целиком поросёнка (либо куски свинины), получившего название кесаретского (кесарийского), так как св. Василий в народе считался покровителем свиней. Перед иконами зажигали свечу и читали молитву св. Василию Кесарийскому. Затем начиналась семейная трапеза: хозяин дома «ломал кесаретского», то есть отделял себе голову поросёнка, а остальным членам семьи давал по куску, разламывая мясо руками. После этого хозяин обращался к св. Василию с просьбой дать благополучие дому, хорошие урожаи, защиту и плодовитость домашней скотине. В некоторых местностях России кесаретский поросёнок был предназначен для совместного застолья всей деревни. Каждый приходивший на трапезу должен был положить деньги, которые потом жертвовались церкви. Обычай подавать на стол поросенка в день св. Василия рассматривался также как своеобразное разрешение на использование в пищу мяса свиньи, считавшейся нечистым животным, в которое вселялись бесы. Крестьяне говорили:

Нечиста животина свинья, да нет у Бога ничего нечистого: свинку-шетинку огонь подпалит, а Василий зимний освятит…

В. Я. Пропп приводит разные точки зрения на кесаретского поросёнка:

Этот обычай имеет общеевропейское распространение. «Свиное мясо, свиная голова, колбасы и какое-либо печение в образе свиньи составляют необходимую принадлежность Васильева вечера и рождественских святок не только у русских, но и болгар, сербов, румын, в Сицилии, Англии, Германии, в скандинавских землях и на Кавказе». Известен он был ещё в Древнем Риме. Во время сатурналий, которые завершали урожай и праздновались с 17 по 23 декабря, Сатурну, богу посевов и плодородия, приносили в жертву свинью. А. Н. Веселовский подробно описывает русскую форму обряда: поросёнка либо жарили, либо делали «печение в образе свиньи». Сопоставление этого обычая с римским приводит его к заключению: «Все эти русские обряды отвечают жертвоприношению свиньи в римском обиходе Сатурналий» (Веселовский, Разыскания, VII, 108-109). Русский обряд считается прямым отголоском обряда античного. Эта теория для нас неубедительна. Ни русские, ни другие европейские народы, у которых имелся этот обычай, никаких богов в новый год не чествовали, и никаких следов жертвоприношений нет. Поросёнка или свинью, или свиную голову, или изделие из свинины целиком съедали сами. Н. Ф. Сумцов полагает, что съедаемая свинья — символ солнца. Длинная и острая щетина вокруг головы будто бы означает солнечное сияние (Сумцов, Культурные переживания, 134). Совершенно иное объяснение дает В. И. Чичеров: «Обрядовый новогодний ужин, во время которого семья должна была съесть кесаретского поросёнка, судя по приведенным свидетельствам, имел вполне определённое магическое значение: он должен был вызвать обилие, плодовитость, урожай, благополучие в семье» (Чичеров, Зимний период, 80). Это объяснение мы должны признать правильным, но оно, в свою очередь, нуждается в дальнейшем объяснении: почему и каким образом употребление в пищу этого животного способствовало плодородию? В. И. Чичеров, не повторяя теории заимствования А. Н. Веселовского, все же думает, что этот поросёнок — жертвенное животное: «Кесаретский поросёнок входит в круг жертвенных животных и символически означал плодородие, богатство, благополучие в жизни человека» (там же, 78). С точки зрения В. И. Чичерова, съедаемое блюдо не более как символ. Можно высказать иное предположение: всем животным, которые фигурируют в аграрных обрядах, приписывалась особая плодовитость.., особой разницы между плодовитостью животных и плодородием земли не делали. Употребление в пищу было не просто актом насыщения: ритуальная еда представляла собой акт приобщения себя, и не только себя, но и всей своей семьи и всех объектов своего хозяйства, к тем силам и тем способностям, которые приписывались съедаемым животным…^[2]

Васильев день, так же иногда именуется Авсень (или овсень, усень, таусень, говсень^[3]) Как отмечал И. П. Сахаров:

Васильев день у наших поселян считается особенным времясчислением. Так они, желая напомнить что-нибудь былое, говорят: «а это было об Васильев день»; или: «случилось на Васильев день»; или: «на ту пору был Васильев день»; или «он нанялся от Васильева дня до Евдокей», то есть с 1 января по 1 марта. Васильев вечер для русских девиц был весьма важным днём; он приходился на восьмой день святок, когда святочные гадания были во всём разгуле. Наши бабушки думали, что святочные гадания на Васильев вечер всегда сбывались и что в этот вечер, что бы по гаданию ни вышло, уж всегда так и случится. Поверье старое, с незапамятных времён соблюдается на Руси. На Васильев день совершаются обряды какого-то непонятного народного праздника. Из слов песен и причитаний мы узнаём его название: это авсень, или овсень, усень, таусень, говсень. Был ли это действительно праздник, какая была цель его, или это только соединение нескольких обрядов — решительно отвечать невозможно. Ко всем этим обрядам присоединяются и песни…

Овсей, овсей
Шёл по дорожке,
Нашёл железце,
Сделал топорочек
Ни мал, ни велик:
С игольные уши.
Срубил себе сосну,
Наснастил мосточек.
По этому мосту
Шли три братца:
Первой-то братец —
Рождество Христово.
Второй-то братец — .
Крещенье господне.
Третий-то братец —
Василий Кесаринский…

(Обрядовая поэзия 1989, №29, С.68)

Той авсень, той авсень!
Мы ходили, мы ходили
По проулочкам, по проулочкам.
Мы искали, мы искали
Государев двор, государев двор.
Мы нашли его двор
Середи Москвы, середи Москвы.
Середи Москвы вереи пестры,
Подворотенки позолочены.
На дворе-то трава,
Трава шелковая.
Трава шелковая,
Полушелковая.
А в этой траве
Завелася куна.
Завелася куна
Со куняточками…

(Обрядовая поэзия 1989, №17, С.60)

Согласно словарю Е. М. Мелетинского:

сохраняются примеры, где Авсень имя ритуального персонажа, персонифицирующего соответствующий праздник и его центральное событие — «авсеневый» ритуал: Авсень идёт по дорожке, находит (или делает) топор, срубает сосну, мостит мост, по которому идут (или едут) три брата, также олицетворяющие годовые праздники (напр., Рождество Христово, Крещенье, Васильев день). Далее вводятся мотивы еды, обычно ритуальной (блины, лепешки, каша, пирог, свиные ножки, кишки и т. п.), после чего следуют разные типы благопожеланий. Авсень связан также с мотивом коня (в ритуале с вождением «кобылки»): в песнях Авсень едет вместе с Новым годом…

Сахаров собрал целый ряд обрядов, которые совершаются в Васильев день, по разным местам:

1. Варенье каши. Варение каши совершается до света. Старшая в доме из женщин ровно в два часа утра приносит из амбара круп. Старший из мужчин приносит воды из реки или колодезя. Крупа и вода стоят на столе до тех пор, пока истопится печь; до них никто не касается, иначе это сочтётся худым признаком. Когда нужно затирать кашу всё семейство садится за стол, а старшая женщина причитывает, размешивая кашу: «Сеяли, ростили гречу во всё лето; уродилась наша греча и крупна, и румяна; звали-позывали нашу гречу во Царьград побывать, на княжой пир пировать; поехала греча во Царьград побывать со князьями, со боярами, с честным овсом, золотым ячменем; ждали гречу, дожидали у каменных врат; встречали гречу князья и бояре, сажали гречу за дубовый стол пир пировать; приехала наша греча к нам гостевать». После сего все встают из-за стола, а хозяйка с поклонами ставит кашу в печь. Потом снова садятся за стол, в ожидании каши. Когда поспеет каша, тогда, вынимая горшок из печи, хозяйка говорит: «Милости просим к нам во двор со своим добром». Прежде всего осматривают: полон ли горшок? Нет более несчастия, если каша вылезет из горшка вон. Это явная беда всему дому. Худое предвещает, если треснул горшок. Потом снимают ножом пенку: каша красная, полная, предвещает счастие всему дому, будущий урожай и талантливую дочь. Каша мелкая, белая, угрожает бедами. Завтрак из каши оканчивает добрые предвестия: при худых признаках кашу выбрасывают в реку.
2. Засевание зёрен — отправляется в Великоруссии и Малоруссии с различными обрядами. В селениях Тульской губернии совершают обряд засевания без песен, с одними приговорками. Дети, рассыпая зёрна ярового хлеба, говорят: «Уроди, боже, всякого жита по закрому, что по закрому, да по великому, а и стало бы жита на весь мир крещёный». Старшая женщина в доме сбирает на полу зёрны и хранит до посева. В Малоруссии обряд засевания совершается с приговорками и песнями. Там дети поселян, перед обеднею, ходили по домам сеять из рукава, другие из мешка разные семена. В это время они певали особенную засевальную песню: Ходит Илья На Василья, Носит пугу Житяную. Де замахне — Жито росте, Житу пшеницю Всяку пашницю. У поле ядро, А в доме добро. Другие при засевании зёрен говорят: «На счастье, на здоровье, на новое лето, роди, боже, жито, пшеницю и всякую пашницю». Вероятно, что эта приговорка составилась из засевальной песни. Тождество слов доказывает это очевидно.
3. Обряд хождения по домам в двух губерниях: Костромской и Рязанской. В Костромской губернии для Васильева вечера варят свиные ноги. Там поселяне ходят в этот вечер под окна, сбирать пироги и свиные ноги, приговаривая: «Свинку да боровка выдай для Васильева вечерка». В Рязанской губернии ходят толпами под окна просить пирогов. Впереди всех идёт девица, называемая маханоскою; она-то несёт кошель для пирожного сбора; она-то предводит толпу и распоряжает дележом сбора. Подходя к окнам, толпа причитывает: «Кишку да ножки в верхнее окошко». В великорусских губерниях наблюдательные старики и старушки говорят, что «на Васильев вечер день прибывает на куричий шаг». В Тульской губернии есть предание, что на Васильев вечер ведьмы скрадывают месяц, из опасения, чтобы он не освещал их ночных прогулок с нечистыми духами.

Васильев день имел множество примет: