Всё, всё великое, священное земли имеет мистическую сторону. Мистика составляет принадлежность не только каждой религии, не только таинств, но и науки. Пытливая мысль человека, старающаяся разрешить все «проклятые вопросы», в конце концов, неминуемо приходит к вопросу о начале всех начал, к задаче, которая не дается ни умозрительному, ни опытному знанию.
Огюст Конт верно подметил, что законы естествознания объясняют только, как происходят те или другие явления, но они не объясняют, почему эти явления происходят так, а не иначе. Таким образом, и у естествознания есть своя мистика, — тем более она есть в искусстве. Пушкин в целом ряде стихотворений выразил удивление перед творческой силой, орудием которой он себя считал. Называя вдохновение священной жертвой, а себя избранником Неба, он прибегал не к риторическим прикрасам, а выражал свое убеждение. Творчество представлялось Пушкину чем-то мистическим. Чарскому, пораженному импровизацией заезжего итальянца, тот говорит:
Всякий талант неизъясним. Каким образом ваятель в куске каррарского мрамора видит сокрытого Юпитера и выводит его на свет резцом и молотом, раздробляя его оболочку? Почему мысль из головы поэта выходит уже вооруженная четырьмя рифмами, размеренная стройными, однообразными стопами? Никто, кроме самого импровизатора, не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между собственным вдохновением и чуждой внешней волею; тщетно я сам захотел бы это разъяснить…
Нечто подобное можно сказать об исторических событиях и о государственных учреждениях. История есть своего рода теофания. В судьбах народов сказывается воля и цели Провидения. Слова Гамлета: «Есть Божество, ведущее нас к цели» — с полным основанием можно применить к истории. Цель, к которой ведет Бог Россию и все человечество, неизвестна. История, если смотреть на нее без материалистических предрассудков, окажется исполненной мистики. Много мистического и в нашем Самодержавии.
Известно четверостишие Тютчева:
Умом России не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить…
В этом глубоком по мысли четверостишии наряду с правдой есть и некоторая односторонность. Россию, конечно, вполне могут понимать только русские люди, живущие её горем и радостями. Но мы, русские люди, должны не только понимать свою родину, но и верить в неё; однако из этого не следует, что в неё можно только верить. В Россию должны были только верить наши предки, пока ещё не существовало русской исторической науки, пока еще не существовало русского самосознания, возведенного в систему. Но во времена Тютчева в Россию уже можно было не только верить, но и обосновать веру в неё на твердых научно-философских данных и обобщениях. Тем более в наше время русское национальное самосознание должно опираться не на одну веру в великое будущее нашей родины, но и на ясное понимание как её минувших судеб, так и ее особенностей. Тем не менее и теперь можно сказать, что
Умом России не понять,
Аршином общим не измерить.
Дело в том, что одним умом России нельзя понять. Россия представляет такое колоссальное явление, что для всестороннего уразумения её мало ума и науки, а нужно и искусство и воображение. Вера в Россию, как и любовь к ней, должны и могут быть основаны на разумных основаниях, но они находят у каждого русского опору и в безотчетном, инстинктивном чувстве, опоэтизированном нашими писателями, художниками, композиторами, живописцами, ваятелями, зодчими и т. д.
Что сказал Тютчев о России, он с полным убеждением мог бы сказать и о русском Самодержавии. Наши оговорки, сделанные только что относительно четверостишия Тютчева, могут быть всецело отнесены и к русскому Самодержавию. Самодержавие нужно понимать, но в него должно и верить, ибо одним умом его нельзя обнять, да и аршином общим его нельзя измерить. В русском Самодержавии есть много мистического, но и мистика его должна быть, насколько возможно, выяснена только русским политическим самосознанием.
Рационалист Штраус, которого уж, конечно, никто не вправе был обвинять ни в религиозном, ни в политическом мистицизме, в 1872 году в книге «Der alte und der neue Glaube» указывал на мистическую сторону монархических начал как на великий соблазн для антимонархистов, как на всегдашний предлог для них требовать замены монархического режима республиканским и уверять, что монархии, желающие спастись от крушения, должны окружить себя республиканскими учреждениями.
Перечислив слабые стороны режима и культуры Швейцарии и Северо-Американских Соединенных Штатов, Штраус говорит:
Действительно, для человека, зараженного республиканскими и демократическими предрассудками, устройство монархии, которая непредубежденным умам всех народов всегда представлялась наиболее естественной, наиболее простой и наиболее понятной формой правления, должно казаться воплощенным абсурдом. Но и беспристрастный исследователь не может не согласиться, что монархический принцип заключает в себе много таинственного, много такого, что может быть понято и оценено надлежащим образом только путем пытливых размышлений и пристального изучения истории. Беспрекословное повиновение миллионов одному человеку и их преданность монарху представляет явление настолько поразительное, что его нельзя объяснить никакой «хитрой механикой». Неограниченная монархия вообще и русское Самодержавие в частности не могут не казаться делом сверхъестественным, которое удовлетворительно объясняется только участием Провидения в судьбах народов. Историк и мыслитель, старающийся найти последовательность между событиями и указать связь, существующую между учреждениями и той почвой, на которой они возникают, не вправе отрицать Бога в истории. Объективная наука, не желающая впадать в произвольные измышления и подкреплять их ссылками на случайности, не может идти вразрез с христианским учением о Промысле. Бог управляет всем миром, Бог управляет всеми людьми, и, следовательно, Бог управляет и жизнью народов. Для верующего христианина поэтому не может быть никакого сомнения, что Монархи избираются и поставляются Самим Богом. При этом само собою разумеется, что и русское Самодержавие зародилось, окрепло и наложило свой отпечаток на весь русский быт не без воли Бога.
Могущество русских Монархов и монархический дух русского народа всегда будут для верующих иметь значение веского довода, указывающего на проявление воли Божией в истории России.
Государственное устройство, имеющее религиозную основу, не может не иметь мистического оттенка: его имеет и русское Самодержавие, ибо оно построено на убеждении, что Император и Самодержец Всероссийский — Помазанник Божий, что Он получил власть от Бога, что Он Монарх Божиею милостию, что сердце Его в руце Божией.
Мистика русского Самодержавия всецело вытекает из учения Православной Церкви о власти и из народных воззрений на Царя как на «Божьего пристава».
Русский монархизм, как народное чувство и народный инстинкт, коренится в той глубокой и таинственной области бессознательного, которое дает начало и опору всем великим проявлениям человеческого духа.
ЧЕРНЯЕВ, Николай Иванович (1853 — 13.05.1910, Харьков) — русский публицист, литературный критик, театральный критик. Родился в дворянской семье, учился во второй харьковской гимназии. Поступил в Харьковский Императорский университет на юридический факультет, закончил его в 1875 году и был оставлен для приготовления к профессорскому званию по истории русского права. Всю свою жизнь Черняев прожил в Харькове, являлся активным деятелем харьковского отдела «Русского собрания»
Примечание
- Отрывок из книги Н. И. Черняева «Мистика, идеалы и поэзия русского Самодержавия»