«Максимализм» и «экстремизм»

Максимализм на экстремизм

Существуют два термина для выражения некоей ярко выраженной, «бескопромиссной», революционной позиции человека — «максимализм» и «экстремизм». Их часто употребляют для характеристики как политических, так и просто личностных реалий, не задумываясь о том, что они несут в себе совершенно разные и даже антагонистические смыслы. Это видно хотя бы уже из этимологии. Максимализм происходит от латинского maximum — «наибольшее», а «экстремизм» от латинского extremus — «крайний». «Наибольшее» и «крайнее» — разница здесь очевидна. В первом случае налицо стремление к некоей полноте, во втором — желание обосноваться где-то на краю, выхватить определенную часть. Могут возразить, что указанные два слова применяют к самым разным реалиям, и это действительно так. Между тем, было бы логично употреблять их именно в отношении двух видов выражения «бескомпромиссности» и революционности. Осознание политических реалий невозможно без диалектики, в противном случае, любой политик, политолог или человек «просто» интересующийся политикой, не поймёт природы противоречий и их взаимодействия друг с другом. А это чревато одномерностью мышления и замыканием на какой-то одной противоположности, что мы часто и видим. Например, левые замыкаются на социальном, тогда как правые — на национальном. Более того, часто возможна перемена полюсов — например, когда крайне правый становится левым, и наоборот. В таких случаях говорят, что крайности сходятся, но при этом, опять-таки, мало кто задумывается над этимологией самого слова «крайность». Между тем, крайность означает край, некую хрупкую и ненадежную часть целого, которая легко отламывается и отпадает. Ничего наибольшего, максималистического в этом нет. Как, впрочем, нет его и в положении той части, которая является центральной. Она более стабильна, но, всё равно это всего лишь часть. Для того же, чтобы «схватить» всё в целом, без потерь, необходимо увидеть как оно проявляет себя через все части. Каждая часть содержит в себе целое — полностью, не являясь, в то же время ему, тождественным. Каждая часть предстаёт целым, но это целое окрашено в некую особую, ни с чем несравнимую краску. Увидеть за этой краской проявленную полноту очень сложно, этому сопротивляется поврежденная природа человека и мира, некогда подвергнутая искажению и расчленению. Человек склонен абсолютизировать либо часть, либо целое, подчиняясь поврежденности расколотого, расчлененного мира, некогда бывшего единым субъектом. Однако, мир сохраняет и своё единство — как некий полюс, стягивающий расходящееся. (Этим полюсом является Кронос, Время.) Поэтому хоть части и отчуждены от целого, они все равно проявляют его и проявляют полностью, просто само явленное окрашено испорченной краской, что и обманывает созерцателя. Индоарийская традиция знает о майе («иллюзия», видимость»), некоей особой шакти (силе), энергии, которая одновременно обеспечивает многообразие космических проявлений и скрывает саму сущность мира. Но при всем при том, майя это ещё и совокупность ложных представлений о бытии, возникающее в результате авидья («незнание»), которым страдает человек. Высшей целью человека является разорвать цепи майи и вырваться из дурного круговорота сансары. Эти метафизические построения вполне можно применить к политике, где господствует майя, многообразные пузыри и блики которой скрывают истинную суть происходящего. Целое — сущность, которая содержится в каждом проявлении. Понимание этого, собственно говоря, и является максимализмом, стремлением к наибольшему, к maximum. И созерцательное стремление здесь должно сочетаться со стремлением деятельным, когда политика приводится в соответствие с диалектикой целого и части, сущности и явления. Каждое явление необходимо максимизировать, проникая в сущность, которую оно содержит. Тогда можно увидеть всю полноту, основанную на сочетании целого и части. И не просто увидеть, но и достичь её, соединиться с ней, всемерно усиливая само проявление.

Гулливер, связанный лилипутами

От радикализма крайности максимализм полноты отличается тем, что здесь берутся все явления, а не одно из них или же их группа. Радикал, стремящийся к extremus, обычно хватается за какие-либо крайние части некоего целого. И он же довольно быстро впадает в другую крайность, так как хрупкий краешек прежней его позиции очень быстро обламывается, и ему приходится хвататься за другой. И тут, конечно, необходимо коснуться истории внутрипартийной борьбы внутри партии большевиков. В 1918 году там возникает мощная фракция т. н. «левых коммунистов», требующих ускоренной национализации промышленности и сворачивания товарно-денежных отношений. Ведущим идеологом леваков-экстремистов был Н. И. Бухарин, который, в конце концов, договорился (вернее, дописался) о том, что:

пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов… является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала капиталистической эпохи…

Однако, со временем, Бухарин перешёл на прямо противоположные позиции и стал лидером т. н. «правого уклона». Теперь он призывал крестьян «обогащаться», делая ставку на развитие частных хозяйств – при постепенном (рассчитанном лет на 20) кооперировании села. Этакой зеркальной противоположностью Бухарина был Г. Е. Зиновьев, в 1917 году занимавший «правые» позиции и даже выступавший против восстания. В 1920-х годах, однако, он перешел на ультралевые позиции, решительно слехстнувшись со вчерашним идеологом «левых коммунистов» Бухариным. Экстремисты очень легко, и без особых идейных исканий, поменяли полюса, впали из одной крайности в другую. Казалось бы, пример безукоризненного левого экстремизма являл Троцкий, который постоянно щеголял р-р-р-еволюционной фразой. Однако, по разным конкретным вопросам, Троцкий занимал совершенно разные и довольно крайние позиции. Так, в 1920 году он выступал за милитаризацию экономики и профсоюзов. А уже в 1925 году «демон революции» объявил благом развитие фермерских хозяйств по капиталистическому образцу и активное приложение иностранного капитала. В 1930-е годы Троцкий обрушился с критикой на тактику и стратегию «народного фронта», в котором должны были объединиться коммунисты и социал-демократы. Она была охарактеризована им как оппортунистическая, но через некоторое время он, вообще, призвал своих сторонников вступать в социал-демократические партии. Таким образом, Троцкий тоже демонстрирует неустойчивость экстремизма. Если левые и правые коммунисты ходили по обваливающимся краям-частям, то В. И. Ленин находился в центре, занимая центральную часть. Во время гражданской войны он сдерживал как сторонников немедленной коммунизации, так и приверженцев свободной торговли. В то же самое время, Ильич жёстко и решительно проводил различные преобразования и реорганизации там, где считал это необходимым. Поэтому его можно охарактеризовать как центриста, тяготеющего к максимализму, стремящегося усиливать проявления сущностей. Так, он национализировал промышленность и социализировал землю, раздав её крестьянам (второе было выполнением эсеровской программы, с выполнением которой они оппортунистически затягивали). В этом было его отличие от центристов-меньшевиков, стремящихся избегать любого радикализма, и всячески снижать интенсивность проявления идейно-политических сущностей. Они были едины с либералами, которые следовали всем канонам западного оппортунизма, основанного на умеренном реформировании – при сохранении основ существующего строя.

«Большевик», Кустодиев

Проявление сущностей здесь строго регулируется и почти всегда поддерживается на необходимо низком, но «работающем» уровне. Сами проявления не столько раскрывают и выражают сущность, сколько скрывают её. К примеру, представительная демократия есть власть не народа, а посредников, то есть речь стоит вести о власти элит, элитократии. Такое проявление сущности демократии только затушевывает и даже скрывает её, создавая метаполитическую иллюзию — майю. Тогда как сущность прямой демократии именно в непосредственном выражении (проявлении) воли народа, осуществляемой посредством народных собраний и постоянных референдумов. И эту метаполитику нельзя понять без метафизики. На православном Востоке считали, что нетварные энергии Бога проявляют его сущность и содержат в себе всё Божество, хотя саму сущность «изучить» нельзя, как и исчерпать всё Абсолютное. На Западе отношение было иным, там считали энергии Бога чем-то тварным. Получалось, явление не содержит в себе полноту и сущность. Но если так, то оно его просто-напросто скрывает и даже искажает. Вот это метафизическое отношение и наложилось на всю западную метаполитику, оказав воздействие и на политиков российских — как либералов, так и левых. Большевики от этой метаполитики были достаточно далеки, во многом благодаря личности Ленина, который часто переламывал настроения внутри большевистской верхушки. Они стремились к более или менее глубокому проникновению внутрь сущности или, иначе выражаясь, к наиболее мощному её проявлению. Показательно, что при этом большевики следовали не марксистско-западнической, а эсеровско-народнической традиции, от которой отказались сами эсеры. Во время первой российской революции за полновластие Советов выступал Союз социалистов-революционеров-максималистов (ССРМ), отколовшийся от партии эсеров, которая сдвигалась к либерализму. И тогда, и в 1917-1918 году максималисты выступали за максимальное (отсюда и название) выполнение социалистической программы. Они предлагали сделать съезды Советов действующими на постоянной основе (с тем, чтобы предотвратить узурпацию власти группой лиц), а собственность передать трудовым коллективам (большевики подменили социализацию — национализацией, усиливающей бюрократию). Примечательно, что максималисты выступали против партийности, считая, что ни одна часть не может управлять целым народом («партия» от лат. «pars» — «часть») . Себя они считали не партией, но именно союзом и, по их мнению, политические непартийные сообщества должны сосредоточиться на идеологической работе. Здесь, как очевидно, часть не противопоставляются целому, но выступает как его выражение. По сути, речь шла о полном господстве общин, то есть, собственно, о социализме («socialis» — «общественный», а основой русского общества были именно общества, разнообразные общины). Налицо единство как «этимологии», так и «политологии», что свидетельствует о наиболее полном (наибольшем, максимальном) выражении сути. Максималисты мощнее всего проявили суть социализма одновременно и в политике, и в экономике, то есть рассмотрели все проявления в их полноте. Большевики же, чье название близко к слову «максимализм», выдвинули ряд лозунгов не марксистского, а именно общинно-народнического, эсеровского содержания:

Власть — Советам! Земля — крестьянам! Заводы — рабочим!..

Про это содержание они вскоре забыли, навязав стране госкапитализм. Однако, сами эти лозунги пробудили энергию миллионов, желающих проявить общинную русскую суть. Эта энергия и обеспечила действительно великие свершения большевиков, создавших индустриальную державу — пусть даже и в госкапиталистическом формате. И мечта о действительной реализации программы-максимум, о русском общинном, народно-советском социализме двигала миллионами на протяжении многих десятилетий. Не умерла она и сейчас, хотя архетипы крепко спят, лишь иногда вздрагивая посреди ночи глобального капитализма. Однако, пробуждение неизбежно.

Большевик реальный (Ленин)

На известной картине Б. М. Кустодиева «Большевик» изображен огромный Великан, несущий Красное Знамя. Это образ не столько большевика, как члена партии или приверженца определённых идей. Это образ русского народа — народа-большевика, народа-максималиста. И он уходит корням в глубокую древность, когда еще только возникала Скифия, которая даст начало Руси. Исследователь А. Гудзь-Марков отмечает:

Кстати сказать, примерно в тех же краях средневековые авторы помещают людей очень даже высокого роста. Эти люди — русы. Так, в сирийской хронике Псевдо-Захарии (6 в.) сообщается о некоем народе Рос, который проживает севернее Кавказа, неподалеку от народа псов и амазонок:

…Народ Рос, мужчины с огромными конечностями, у которых нет оружия и которых не могут носить кони из-за их конечностей…

Символично простое, «фонетическое» совпадение «рос» и «рослый». Великан — это образ изначального человека, Пуруши^[1], убийство-расчленение которого стало катастрофой, разрушившей вселенную, прежде находившуюся в Раю, разорвавшей (Большой Взрыв) некогда единого Субъекта. Часто великанов связывают с демонизмом, что правильно, но лишь отчасти. В Библии написано:

Иногда их называют рефаим и описывают как ужасных великанов. Среди этих существ особенно выделяются змееподобные анаким — гиганты с огромной шеей. Как очевидно, здесь образ Змея, занимавшегося «диверсией» в Раю, проявился в человеке со страшной силой. Книга Бытия утверждает, что исполины произошли от связи «сынов Божиих» и «сынов человеческих». Под «сынами Божиими» понимают потомков Сифа, а под «сынами человеческими» — потомков Каина. При этом, как сообщает преп. Ефрем Сирин, изначально каиниты были низкого роста, тогда как прекрасно развитые физически сифиты, напротив, отличались ростом высоким. Но «когда два рода смешались, возобладал высокий рост сифитов». (О. Серафим Роуз. «Бытие: сотворение мира и первые ветхозаветные люди»). Можно предположить, что произошло как бы наложение физического могущества «сынов Божиих» на уродство «сынов человеческих». Великанское — и героическое, и демоническое, тут всё зависит от направления силы. Но очевидно, что в русских проявил себя народ изначальных, серверных, гиперборейских великанов. (Слово «исполин» имело старинный русских синоним — «полник», что созвучно «полюсу» и «полноте». А там «мостик» перебрасывается и к полянам (славяно-русам) и «полю» («русскому полю»!), которое тоже есть своеобразный полюс, центр, средоточие сил — для русов-земледельцев.) Народ-максималист, великанский русский народ, выбравший своим символом Красную Звезду, развернулся и достал до Звёзд. Да, только коснулся! Но это прикосновение он не забудет никогда. Пока светят Звезды!

ЕЛИСЕЕВ, Александр Владимирович (15.01. 1972, Москва) — историк и публицист. Окончил исторический факультет Московского педагогического государственного университета имени В.И.Ленина (1994), кандидат исторических наук (1997), тема: «Социально-экономические воззрения русских националистов начала 20 в.»; специализация — история общественной мысли в России. Основные интересы:  политология, философия, мифология, религиоведение и экономика. С начала 2000-х годов занимается активной публицистикой. Печатался в газетах «Завтра» // «Независимая газета» // «Россия», журналах «Москва» // «Наш современник» // «Русском журнале» // «Политическом журнале». Постоянный автор ряда сетевых изданий. Автор книг «Социализм с русским лицом» (2006) // «Правда о 1937 годе» (2007)

×