Кафедра безбожия №1

Решение об устройстве на землях Донского монастыря^[1] кладбища с храмом-усыпальницей было принято по указу Николая II. Одобренный в начале XX века проект предполагал строительство ограды вокруг новой территории монастыря, а также устройство здесь особого храма-усыпальницы.
Проект храма был разработан архитектором Иваном Сергеевичем Кузнецовым^[2] и предполагал строительство двухуровневого здания. Под верхним храмом, имевшим центральный неф и два боковых притвора, и состоявшим из алтарной части, трапезной и колокольни, был ещё один — подземный, в котором располагались склепы-усыпальницы.
Верхний храм с самого начала работ предполагалось возвести в честь святого Серафима Саровского^[3]; это была первая церковь в Москве, посвящённая этому святому, канонизированному в 1903 году.
Решение о посвящении нижнего храма пришло по ходу строительства. Когда в 1909 году произошло восстановление почитания Анны Кашинской^[4], некогда деканонизированной в ходе полемики со старообрядцами, нижний храм-усыпальницу решено было посвятить ей.
Строительство храма велось долго. Известно, что первые материалы для него монастырь закупал ещё в 1903 году, однако потом дело затормозилось сначала болезнью архитектора, после — нехваткой средств. В итоге готовый, отделанный храм со всем внутренним убранством был освящён лишь 26 мая 1914 года.
Из внутреннего убранства того времени не сохранилось ничего, однако известно, что в нижнем храме были установлены три фарфоровых иконостаса, специально изготовленных товариществом М. С. Кузнецова, а иконы для них писались здесь же —в иконописной мастерской монастыря.

В 1918 году земли Донского монастыря были конфискованы. И если на старой территории монастырская жизнь продолжалась вплоть до середины 1920-х годов и некоторое время функционировал антирелигиозный музей, благодаря которому удалось в целом сохранить архитектурный ансамбль, на бывшем монастырском кладбище новая власть хозяйничала вовсю.
В середине 1920-х годов было решено переоборудовать Серафимовский храм в крематорий^[5]. В объявленном конкурсе приняло участие несколько проектов, однако лучшим был признан вариант перестройки, предложенный Дмитрием Петровичем Осиповым^[6].
Согласно этому плану, основной объём храмового здания оставался без изменений. Подлежала сносу колокольня, вместо которой возвели бетонный параллелепипед; наиболее сильной перестройке подверглась западная стена со входом.
Перегородки и склепы в нижнем храме также были разобраны. (Все имевшиеся к тому времени захоронения перенесли оттуда в некрополь Донского монастыря на старой территории). В восточной части нижнего храма установили печь, а весь верхний переоборудовали под ритуальный зал и колумбарии.

Доставленное в СССР оборудование для «самого прогрессивного вида погребения» было немецким, его монтаж закончили в 1926 году, а в 1927 состоялись несколько «пробных пусков».
Торжественное открытие крематория произошло накануне десятой годовщины Октябрьской революции. (Сначала хотели официально открыть его именно 7 ноября 1927 года, но вовремя спохватились, решив, что общественное мнение может неправильно истолковать подобное мероприятие). Однако пользоваться «прогрессивным способом захоронения» москвичи упорно не спешили.
Тогда в прессе началась активная пропаганда нового способа захоронения. Её инициаторами были «Союз воинствующих безбожников»^[7] и специально образованное «Общество распространения идеи кремации».
Статьи и фельетоны на своеобразную тему появлялись так часто, что упоминания о ней попали даже в «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова и «Мастера и Маргариту» М. А. Булгакова.
И всё же на полную мощность московский крематорий заработал лишь в 1930-е — с началом репрессий. В войну здесь же сжигали трупы умерших в госпиталях — из опасения эпидемии.
В итоге по современному Новому Донскому кладбищу можно изучать историю России XX века — мемориал погибшим в Великой Отечественной войне здесь соседствует с братскими могилами жертв репрессий, на которых уже в наши дни родственниками были установлены индивидуальные таблички.
Крематорий на Новом Донском кладбище продолжал работать до 1972 года, дальше начались протесты москвичей, указывавших на то, что жилая застройка вплотную подошла к бывшей монастырской территории. Отдельные сожжения проводились здесь до 1982, а потом ещё несколько лет проходили церемонии прощания.
В 1992 изуродованный храм был возвращён возрождённому Донскому ставропигиальному мужскому монастырю.

В первые годы жизнь монастыря была настолько сложной, что ресурсов на поддержание сразу старой и новой территории не хватало. Поэтому первые работы по приспособлению Серафимовского храма для богослужебных нужд были проведены лишь в конце 1990-х.
Тогда в нижнем храме были демонтированы печи, разобран венчавший крышу бетонный параллелепипед и устроена небольшая колокольня в западной части здания. Западная стена перестроена с частичным восстановлением исторического облика.
В самом помещении храма убрали перенесённый сюда некогда из лютеранской церкви орган, установили иконостас и декоративную перегородку, отделяющую помещение храма от колумбариев, которые до сих пор сохраняются в пристройках советского времени.
С начала 2000-х в храме проходят регулярные богослужения, и вот уже несколько лет — крещения и венчания. Захоронения из храмовых приделов, хоть и почти не видные за перегородкой, постепенно продолжают переносить. Подготовлен проект реставрации, который поможет вернуть храму былую красоту.
Сегодня, сто лет спустя после первого освящения, на торжественную храмовую литургию с удивлением поглядывает из-за перегородки Дмитрий Петрович Осипов. По иронии судьбы, автор проекта превращения храма в «комбинат прогрессивного погребения» похоронен здесь же; теперь мимо его бюста священники идут в алтарь. Что он об этом думает, — Бог весть.