Григорий Палама — обоснователь практики исихазма

Святитель Григорий Палама, архиепископ Солунский, был родом из Малой Азии. В начале XIV века, во время одного из нашествий турок, семья Григория бежала в Константинополь. В скором времени отец праведника стал крупным сановником при дворе византийского императора Андроника II Палеолога. После скоропостижной смерти отца, Григорий был взят Василевсом на попечение. Получив блестящее образование, юноша отказался от карьеры государственного служащего и в 1316 году ушёл на Святую Гору Афон. Путь подвижника Григорий начал под руководством преподобного Никодима Ватопедского. Через год ему явился в видении святой апостол Иоанн Богослов и обещал своё духовное покровительство.
Стремясь к более высоким ступеням духовного совершенства, Григорий в 1321 году поселился в небольшой отшельнической обители — Глоссии. Её настоятель стал учить юношу сосредоточенной духовной молитве — умному деланию. Такая практика, требовавшая уединения и безмолвия, получила название исихазма (в переводе с греческого «покой, молчание»), а сами её последователи стали называться исихастами. Будущий святитель полностью проникся духом исихазма и принял его для себя как основу жизни.
В 1326 году, из-за угрозы нападения турок, Григорий перебрался в Солунь (Фессалоники), где был рукоположен в сан священника. В 1331 году праведник снова удалился на Афон. Через два года он был назначен игуменом Есфигменского монастыря. А ещё через три года вернулся в скит святого Саввы, где занялся богословскими трудами. Около 1330 года в Константинополь приехал умелый и остроумный оратор монах Варлаам. Некоторое время он преподавал в местном университете, а затем уехал на Афон. Там он познакомился с исихастами и, на основании догмата о непостижимости существа Божия, объявил умное делание еретическим заблуждением. По просьбе афонских монахов святитель Григорий письменно изложил свои богословские доводы. На Константинопольском Соборе 1341 года в храме Святой Софии произошел спор святителя Григория Паламы с Варлаамом. Собор принял положения Григория о том, что Бог, недоступный в Своей Сущности, являет Себя в энергиях, которые обращены к миру и доступны восприятию, как Фаворский свет, но являются не чувственными и не сотворёнными. Учение же Варлаама было осуждено как ересь, а сам он — предан анафеме. Однако споры между паламитами и варлаамитами на этом не закончились. В 1344 году святитель даже был отлучён от Церкви и брошен в тюрьму. Через три года, со сменой патриарха, Григорий был освобождён и возведён в сан архиепископа Солунского. В 1351 году Влахернский Собор торжественно засвидетельствовал православность его учения. Во время одной из поездок в Константинополь корабль Григория был захвачен турками, а сам архиепископ продан как пленник. Только за три года до смерти Григорий Палама смог вернуться в Солунь. Накануне смерти ему явился святитель Иоанн Златоуст со словами:

В горняя! В горняя!..

Верный духу апофатического богословия, господствующего в восточном святоотеческом предании, свт. Григорий Палама учит, что Бог умом — непознаваем и словом — неизречен; однако он не делает из этого вывода об абсолютной недосягаемости Божества для тварного и о невозможности какого-либо знания о Нём. По учению свт. Григория Паламы возможность богообщения зиждится на богоподобии, которым обладает человек, созданный по образу Божию. Как существо душевное и телесное, предопределенное к господству над тварным, человек больше оделён этим богоподобием, нежели ангелы, не обладающие собственной энергией. Он — средоточие мира, микрокосм, отражающий в себе всю вселенную. Само по себе тело человека не есть нечто дурное. Оно может участвовать в жизни Духа и ещё здесь, на земле, может быть преображено Его силой. Сердце — средоточие всякого духовного и даже интеллектуального человеческого действия. Затемнённый в нас грехом образ Бога восстанавливается исполнением Его заповедей, и тогда человек обретает в любви к Богу и своему ближнему способность богообщения, выражающегося главным образом в молитве, высочайший образ которой — непрестанная умная молитва. Она определяется как непосредственное соединение ума с Богом, совершающееся в сердце некиим тройственным действием. Не ограничиваясь общим учением об умной молитве, свт. Григорий Палама в некоторых своих творениях останавливается на описании способов, известных под названием «искусство» и состоящих в согласованности молитвы с дыханием и «омфалоскопией»^*. Приёмы эти он считает полезными, но отнюдь не обязательными, а исключительно вспомогательными. Они помогают сосредоточить внимание и не позволяют уму рассеиваться. Их действенность оправдана личностным и церковным опытом как способность тела участвовать в жизни духа при первостепенном значении сердца в деятельности человека. Несомненно, в успехе подобной молитвы главное и решающее — это благодать. Именно в ней совершается соединение нашего ума с Богом, без чего наш ум был бы либо дьявольским, либо животным. Высшее состояние полного соединения с Богом именуется у свт. Григория Паламы «исихия» и определяется им как приостановка всяческой мысли и всякого мирского, как мистическое познание и непосредственное видение Бога. В таком состоянии «неведения», превосходящего какое бы то ни было «знание», человек достигает богопознания, того познания, которое недоступно интеллектуальной философии. Жизнь в «исихии» освящена примером Пречистой Девы, которая с самого детства, отстраняясь от всякого житейского попечения, посвятила Себя храму, созерцанию и внутренней молитве. Такова сила «исихии»; именно через неё Пресвятая Дева становится способной к приятию воплотившегося Слова.

Основная мысль богословского учения свт. Григория Паламы может быть выражена антиномичным, но не противоречивым утверждением о совершенной недоступности Бога в Его трансцендентности и Его внемирного бытия и одновременно — о Его Откровении Себя миру, о Его имманентности миру и реальном присутствии в нём. «Бог в Себе» совершенно неизречен, неуразумеваем и недоступен. Даже сами понятия «бытие, сущность, природа» не могут быть приложены к Нему по своей с Ним несоразмерности. За неимением других терминов свт. Григорий Палама говорит о Его таинственной, сокрытой и невыраженной «сверх-будущности»^**. Но Тот же Бог, ни в чём не лишаясь Своей недосягаемости, как бы выходит из Себя и открывает Себя тварному миру через Свои действия. Это Божественное непостижимое действие, это «выступление» Бога (по терминологии Дионисия Ареопагита, которой пользуется свт. Григорий) он обычно называет «Божественной энергией». «Энергия» — не часть Божества и не представляет Собой нечто от Него отличное или обладающее своей собственной умаленной ипостасью. Энергия — это Сам Бог, даже в Своём откровении тварному и в Своём проявлении не умаленный. «Весь Бог» всецело проявляет Себя в Своих энергиях и тем не менее остается сокровенным. Святитель Григорий Палама с одинаковой силой подчеркивает сокрытость Бога и Его откровения миру в энергиях. Они как откровения Троичного Бога присущи Трём Лицам, и как выражения Самого Божества — несомненно нетварны, потому что в Боге нет ничего тварного. Имя «Бог» или «Божество», собственно говоря, означает энергию, потому что Сверх-Сущность превосходит всякое наименование. Являясь причиной энергии, в этом смысле Сверх-Сущность её превосходит, откуда и выражение (кстати, идущее от Ареопагита):

Божество сверхсущное и под-сущностное…

Энергии доступны тварному миру, они им познаются и разделяются в меру его способности к сопричастности. Божественная же Сверх-Сущность доступна только через энергии, а не Сама по Себе. Эти различения в Боге не противоречат Его единству, нераздельности и простоте и не привносят в Него большей сложности, нежели различения межипостасные. Энергии, будучи не-ипостасными, как действия и откровения Самого Бога, как чистая, неизменная и адекватная Его активность, не превращают Бога в нечто составное.

Одно из проявлений божественного в мире — это нетварный Божественный свет. Он, как и все энергии Бога, нетварен, и тем не менее не есть Его сокрытая и недосягаемая Сущность. Таков богословский аспект учения о нетварном Свете. Мистический опыт говорит о нём как об одном из высочайших духовных состояний. Будучи нетварным, он не может адекватным образом быть выражен понятиями мира тварного и обычно определяется понятиями негативными: не материальный, нечувственный, нетленный и тому подобными. Однако свт. Григорий Палама, не принимая его за простую аллегорию, никогда не отождествляет его с рациональным знамением и всегда оставляет за ним характер реалистического символа. Аспекты его явлений различны: от внутреннего озарения до сияния, так сказать, внешнего, способного освещать предметы в темноте и одновременно воздействовать на сердце человека. Таким был Свет Воскресения Христова, освещавший во время прихода Марии Магдалины ко гробу его внутренность и возжегший в её сердце любовь к Господу. Таким был и Свет Преображения Христова, — классический, но отнюдь не единственный пример нетварного Света. Фаворский свет не был преходящим феноменом. Он, как слава Божия — превечен. В момент Преображения он был явлен апостолам в соответствии с возможностью их восприятия, и был увиден ими телесными очами, несомненно, преображенными силой Духа. Возможность подобного видения совершенно соответствует учению свт. Григория Паламы, говорившего о способности тела ещё здесь, на земле участвовать в духовной жизни. Достижение полноты видения этого Света возможно только в будущем веке (отсюда и определение «Царство Божие» или «Тайна Восьмого дня»); но святые ещё в этой жизни способны вкушать «заранее» его плоды. Таинственная Сверх-Сущность Бога навеки пребывает недосягаемой, но видение её Славы поистине есть созерцание «лицом к Лицу», потому что Сам Бог в нём Себя являет. И тогда мы достигаем обожения, которое есть не простое усовершенствование в добродетели, а дар Божий и таинственное, благодатно совершаемое изменение нашей природы. Благодать — тоже Божественная энергия, и как таковую её можно было бы отождествлять со светом. Мы её видим через её действия, или, точнее, она — только один из аспектов своего в нас проявления. Приобщающиеся Божественной благодати могут, оставаясь существами тварными, становиться, как и сама она, безначальными и бесконечными. Такой была Пресвятая Дева, эта «грань» мира тварного и нетварного.