Аркаим — город-свастика

Аркаим — арийский город-храм XVII-XVI вв. до н.э.

Схема Аркаима так же как трипольские неолитические города относится к циркульному типу. Осевые линии зданий, «улицы», выходы из жилищ, в виде поделённого на сектора круга, охватывают небольшую свободную площадку. Там располагался алтарь и проходило богослужение под открытым небом. Раскопки показали наличие зольников. Следовательно, в центре Аркаима горел огонь — некий аналог родового огня vicpati из Ригведы.

После описания трёхстенного Вара в Авесте говорится о самостоятельных и сотворённых светах, звёздах, Луне и Солнце по подобию которых освещается город Иимы (Видевдат, фрагард II: 39 — 41)^[3]. Если вспомнить о происхождении арийских традиций, то Вару можно принять за аллегорию полярной прародины. Поднимаясь по небосклону Арктики, Солнце несло с собой свет и огонь, которые рассеивали мрак и холод полярной ночи. Его высочайшая и центральная точка на небесной сфере (солнцестояние), служила прообразом для священных огней, которые люди стали возжигать затем в своих поселениях и жилищах. Вероятно, отсюда же берёт начало ведический обычай добывать огонь при помощи свастиковидных устройств арани и прамата^[4].
Судя по находкам, Аркаим был религиозно-научным центром, где апробировали передовые для той эпохи и региона технологии. Там постоянно находился контингент, состоявший из воинов и жрецов, занимавшихся металлургией, в тайну которой допускались только избранные. Если бы кто-то задумал взять крепость штурмом, ему пришлось бы изрядно потрудиться. Посёлок имел три линии оборонительных сооружений и четыре входа. Как упоминалось, закручивающиеся «улицы», радиальные перемычки и проходы придают Аркаиму явное сходство со свастикой. Главный западный вход отмечен разрывом кольца внешней стены. Стена и ров резко поворачивают в глубину городища, смыкаясь с конструкциями цитадели. Устройство северно-западного входа было весьма изощрённым. Обводная стена и ров делали прогиб, обращённый внутрь посёлка примерно на 7-8 м. Однако на участке наибольшего излома ров отнюдь не прерывался, а наоборот расширялся и углублялся. А по другую сторону рва, со стороны поселения, высилась надвратная башня. Это был ложный вход и штурмующие, устремившиеся в прогибы стен в поисках прохода в крепость, попадали под стрелы, летящие с 3-х сторон при хорошо продуманной системе навесного и подошвенного боя. Подлинный вход располагался с торца западного отрезка оборонительной стены, где стена и ров резко поворачивали на юго-восток. Этот проход совпадал со входом в туннель, проложенным внутри оборонительной стены. Проход имел форму лабиринта. Только преодолев этот участок, входящие могли попасть на открытую площадку у основания предвратной башни. Площадка была обращена единственной стороной к широкому проходу, ведущему вдоль радиальной оборонительной стены на круговую улицу. Однако по этому проходу можно было передвигаться лишь тогда, когда его перекрывали деревянным настилом, так как в реальности это была система ям-ловушек, не уступавших по изощрённости средневековому европейскому замку^[5]. Стену цитадели опоясывала кольцевая улица и чтобы попасть на территорию внутреннего круга поселения, нужно было пройти по всей её длине. Лишь в конце улицы через особые ворота можно было проникнуть к центральной площади. Другого пути не было, поэтому извилистый маршрут имел не только оборонительное, но (как в Триполье) и ритуальное значение. Входящие-въезжающие в Аркаим постоянно вычерчивали свастико-образные маршруты. Как показывают археологические исследования, геометрия протогорода — результат продуманной в деталях схемы, сориентированной на ритуальный центр^[6]. По предположению Г. Б. Здановича, структура Аркаима и образ жизни его населения соответствовали арийскому понятию вриджана. В Ригведе так называется «огороженное место», «загон для скота» (в Аркаиме содержали коней и др. скот), «жилище», «совокупность жилищ», «все люди, проживающие на одном месте», «армия», «посёлок»^[7]. Словосочетание Su Vastu тоже переводится как «хорошее жительство», что, по мнению Садхира Биродкара свидетельствует о градостроительной этимологии слова «свастика». Современный индийский исследователь С. Биродкар полагает, что символ свастики служил планом некой фортификационной структуры, все части которой невозможно штурмовать одновременно, так как она имеет четыре входа, ведущие в лабиринтообразный коридор (что явно напоминает структуру Аркаима). Возможность существования оборонительных сооружений подобного типа подкрепляется наличием определённой полевой тактики чакра-вьюга, описываемой Махабхаратой. В чакра-вьюге армия выстраивается кольцеобразным порядком, который противник пытается разрушить. Когда сын Арджуны Абхиманью находился во чреве своей матери Субхадры, Кришна, развлекая её, рассказывал как преодолевать препятствия чакра-вьюги. Бог дошёл до устройства седьмого кольца, но, увидев, что Субхадра задремала, решил сменить тему. Это обстоятельство оказалось роковым для Абхиманью, который внимательно слушал рассказ Кришны, но так и не дождался его конца. В ходе битвы с Кауравами, Абхиманью попытался захватить чакра-вьюгу и погиб, дойдя лишь до седьмого кольца.

История Абхиманью несёт в себе не только воинский, но и инициатический подтекст. Проход через свастический лабиринт чакра-вьюги был духовным испытанием для сына Арджуны. Возможно с идеями инициации связано то, что барьеры, преграждающие вход в святилище или гробницу, у разных народов принято украшать спиралевидно-свастическим рисунком. Прямоугольные каменные блоки с разнонаправленными спиралями лежат на порогах храма Эль Тарксина (о-в Мальта, 2400-2300 гг. до н.э.) и могильного кургана в Нью-Гранже (Ирландия, III—IV тыс. до н.э.). Проходя между закрученными в разную сторону «вихрями», душа получает доступ к неподвижной вертикальной оси, вокруг которой вращается мир^[8]. В индонезийских храмах спирали на преграде заменяет свастика (например, в Goa Lavah Пещере Летучих мышей на острове Бали).

Кроме оборонительных, ритуальных и хозяйственных целей, градостроительная форма свастики несла и астрономическую функцию, как это показал К. К. Быструшкин. Интересно, что Аркаим находится почти на одной широте со знаменитой мегалитической «обсерваторией» Стоунхенджем. Эти два загадочных памятника близки и по кольцевой структуре и по размерам^[9]. Ю. А. Шилов выдвинул идею, что святилища-обсерватории типа Аркаима, Стоунхенджа, Казаровичей, Буртова, Фрибрица и т.п. представляют из себя единый комплекс^[10].

Хотя ряд функций градостроительной схемы Аркаима читается как спираль и свастика, в целом городище соответствует более сложной фигуре индоарийской метафизики — мандале. Понятия вриджаны и мандалы пересекаются, но последняя шире и глубже по содержанию. В санскрите мандала имеет следующие значения: круг, диск, шар, орбита, кольцо, окружность, колесо, мяч, круглая повязка, круговое построение войск, округ, территория, страна, множество, группа, собирание, общество, часть Ригведы, род растений, определённая жертва^[11]. В тибетском мандала представляет магическую диаграмму или изображение, выполненное из зерна или другого вещества и приносимое в жертву божествам^[12]. Мандала объединяет в себе идеи макро- и микрокосма, символику равноконечного креста, квадрата, мирового древа. Замечено, что принцип мандалы — это общий принцип построения дворцов, храмов, мегалитических сооружений для, казалось бы, самых разных культур в Азии, Европе, Центральной Америке.

Крестообразно-свастический принцип градостроительства роднит Аркаим со знаменитым Лабиринтом, согласно мифу, располагавшимся на острове Крит. Интересно, что градостроительную схему Лабиринта также символизировала свастика, чеканившаяся на кносских монетах 431—350 гг. до н.э^[13]. Сгруппированность 4-х концов свастики вокруг солнечного значка в центре понималась и как смена времён года^[14].

Четыре ветви, тянущиеся из священного города индейцев Мезоамерики — Теночтитлана, превращаются в четыре дороги и начетверо делят весь ансамбль.
Распространённым у разных цивилизаций способом членения архитектурного сооружения является свастичный квадрат: северный хозяйственный комплекс II в. до н.э. в Старой Нисе (Митридатокерте Парфянского царства)^[15]; усадьба КафыркалаV—VI вв. под Самаркандом^[16] и мн. др.

Мандала, по своему виду напоминающая колесо, совершенно определённо соотносится с символом свастики, выражая разные аспекты мироустройства. Если первая статична, то вторая выражает ту же идею (центр и круг) в динамике:

С этой точки особенно важен смысл «ступицы» [центральной точки мандалы. Авт.], поскольку колесо повсюду рассматривается как символ Мироздания, совершающего круговорот вокруг недвижной оси, символ, который можно поэтому сопоставить со свастикой, разница в том, что в фигуре свастики окружность, изображающая проявленное бытие, только подразумевается, тогда как центр обозначен явственно: таким образом, свастику следует считать не символом мира, а схемой воздействия Принципа на мир…^[17]

Взаимосвязь свастики и мандалы хорошо иллюстрирует одно из упражнений йоги, которое называется «мандаласана». Оно выполняется на основе «саламба сиршасаны» (основной стойки на голове).
В мандаласане тело йога вращается вокруг головы по и против часовой стрелки. Движения ног образуют круг или орбиту (мандалу) вокруг головы, которая должна оставаться на одном месте^[18].

Свастично-мандалическая структура Аркаима, его стены и перемычки, это разворачивающийся в мир земной мир небесный и идеальный. Они должны были соединяться через жертвоприношение, совершаемое священником в физическом и духовном сердце городища. Примечательно, что знаки свастики были обнаружены на керамике, застёжках и прочих находках в Аркаимской долине.

БАГДАСАРОВ, Роман Владимирович (16.07.1967, Москва) — историк, исследователь православной традиции, этнолог, искусствовед. Автор учебного курса и многочисленных работ по христианской символике, среди которых: «Символика власти и изображения на печатях Белозерских князей» (1994), «Христианская символика льва в русской традиционной культуре» (1996), «Отверженный символ: Свастика, её происхождение и место в христианской традиции» (совместно с Г. П. Дурасовым, 1996), «От альфы до омеги русского Центавра» (1997), «Реальность Конца: Черты Апокалипсиса в русском традиционном сознании» (1999) и др. Изучал эмблемы власти русской аристократии, звериную, геометрическую, храмовую символику.Принимал участие в редактировании журнала «Волшебная Гора» (IV—VIII вып.). В 2001-2003 — арт-директор галереи религиозной живописи «Южный Крест» (ГВЗ «На Каширке»). В 2002-2009 — один из постоянных авторов журнала «Эгоист generation». В 2006-2008 обозреватель аналитического интернет-журнала «РПМонитор». Публикуется в журналах «Вестник актуальных прогнозов», «Империя Духа». Совместно с художником Константином Худяковым и коллекционером живописи Виктором Бондаренко является участником синтетического арт-проекта «Предстояние/deisis» (2004), посвящённого актуализации священной истории христианства. В 2005 в числе других экспертов принял участие в создании «Русской доктрины», вышедшей под общей редакцией экономиста Андрея Кобякова и философа Виталия Аверьянова. В 2009 вошёл в состав авторов «Новой русской доктрины». С 2010 принимает участие в работе Евразийского Клуба и Центра Льва Гумилёва. Участник Гражданского литературного форума России, Общества христианского просвещения. С 2011 — редактор сайта общественного движения «Россия для всех»

×