Вход Господень в Иерусалим

Б. М. Кустодиев «Вербный Торг у Спасских Ворот на Красной Площади в Москве», 1917 (фрагмент)

В этот день православные христиане встречают один из двенадцати главных церковных праздников — Вход Господень в Иерусалим, или Вербное воскресенье. Этот праздник традиционно отмечается в последнее воскресенье перед Пасхой, предваряя наступающую в понедельник неделю наиболее строгого поста — Страстную седмицу.
Вход Господень в Иерусалим, известный также как Вербное (Пальмовое) воскресенье, установлен в память о дне в жизни Христа, когда Он верхом на молодой ослице въехал в Иерусалим, и весь город вышел Ему навстречу.
Как сказано в Евангелии, люди снимали с себя верхние одежды и бросали их на дорогу, по которой ехал Спаситель. Они устилали Его путь пальмовыми ветвями и приветствовали возгласами «Осанна!», как обычно обращались только к царю. Причиной ликования было чудо, которое совершил накануне Иисус, воскресив Лазаря и доказав тем самым свое право называться Сыном Божиим.
В христианской традиции день Входа Господня в Иерусалим считается символом будущего воцарения Бога. В этот праздник верующие несут в церкви для освящения ветки распустившейся вербы. Они символизируют пальмовые ветви, которыми приветствовали вход Иисуса в Иерусалим накануне Его распятия.
Испокон века православные в ночь на Вербное воскресенье ходили в церковь, стояли службу, освящали ветки вербы. Вернувшись домой, они слегка хлестали ими детей, приговаривая при этом:

Не я бью, верба бьёт!..

Считалось, что данный обряд обладает силой, очищающей от порчи, болезней, злых духов. Точно так же поступали и со взрослыми людьми, проспавшими заутреню. Да и в целом, побить друг друга вербой в этот день считалось полезным. Почки освященной вербы проглатывали, чтобы избавить себя от недугов.
Ветки, принесённые из церкви, принято хранить в переднем углу избы, за иконами. Во время грозы ветки вербы перекладывали на подоконник чтобы  в дом не ударила молния. Серёжки цветущей вербы запекали в хлеб, добавляли в воду, в которой купали больных детей. Одной из традиций было проведение так называемых вербных базаров в честь этого праздника. Повсюду продавались готовые пучки вербы с привязанными к ним бумажными ангелочками, которые так и назывались — вербные херувимы.

В. Г. Шварц «Вербное Воскресенье В Москве при Царе Алексее Михайловиче» (фрагмент)

Седмице Страстей Христовых предшествовал в старину на Москве  торжественный обряд «шествия на ослята», знаменовавший воспоминание о евангельском событии — Входе Господнем во Иерусалим. День, посвящённый празднованию этого великого события, как и в настоящее время, носил на Руси название Вербного Воскресенья. Начало сведений о совершении названного обряда должно отнести к XVI-му столетию, времени — когда, под властной рукою царей, только что начала слагаться в стройный уклад самобытная жизнь московской Руси. Умилительное для русского сердца и поразительное для иноземных гостей зрелище представлял этот крестный ход во главе с патриархом, восседавшим на «осляти» (коне в белом суконном уборе), ведомом рукою венценосного богомольца — царя-государя всея Руси. Летописные сказания современников оставили нам яркую картину того, как совершался в XVII-м веке этот беспримерно торжественный благочестивый обряд стародавних дней, отменённый в 1700-м году — одновременно с упразднением на Святой Руси патриаршества. Раным-рано начинал стекаться в Вербное Воскресенье к стенам Кремля златоглавого царелюбивый и богобоязненный московский люд: всякому хотелось протесниться поближе к Успенскому собору, дабы удостоиться «пресветлаго царскаго лицезрения». Отстояв у себя на Верху (в своих палатах) раннюю обедню, шёл царь-государь в этот храм Божий — в своём праздничном выходном наряде. Державного хозяина Земли Русской окружал многочисленный сонм бояр; шли обок с ними окольничие и прочие чины. Из соборных дверей, спустя малое время, показывались хоругви, кресты, рипиды и иконы; шли между ними, по двое и по трое в ряд, чернецы, диаконы и священники. Следом за соборными иконами выступали успенский с благовещенским протопопы, а за ними — певчие, поддьяки, ключари и, наконец, патриарх в малом облачении. Обок с владыкою-святителем шли диаконы, неся — справа от него Святое Евангелие, слева — «на мисе крест золотой, жемчужный, большой да малое Евангелие». Вся священнослужительствующая Москва шла в патриаршем крестном ходу, — да не только Москва, а духовенство иных городов русских. Шествие царя-государя было не менее блестяще. Открывалось оно нижними чинами, за которыми выступали дьяки, дворяне, стряпчие, ближние и думные люди и окольничие. За последними шествовал сам венценосный богомолец. Замыкали ход бояре в богатых шубах и высоких горлатных шапках, ближайшие из ближних людей, гости, приказные, иных чинов люди и народ. Весь путь — с обоих боков — оберегали полковники стрелецкие в бархатных и объяринных ферезеях и в турецких кафтанах. Возле них — также по обе стороны — шли стрельцы стремянного полку, «в один человек»: сотня с золочеными пищалями да полусотня с батожками и прутьями. За стеною стрельцов были расставлены пёстрые кадки с пучками вербы, предназначавшейся для раздачи народу московскому. Оба шествия останавливались пред Покровским собором — «лицом к восходу солнечному». Царь со святителем вступали во Входо-Иерусалимский придел в сопровождении высших чинов государевых и духовенства. По обе стороны лобного места становилась вся остальная свита государева со стольниками во главе. В соборном приделе, между тем, начиналось молебствие. Во время него облачался патриарх; государь же возлагал на себя большой наряд царский ещё на паперти. Во храм Божий вступал царь в «платне» из золотной ткани, отороченном жемчужным узорочьем, усыпанным каменьем самоцветным. Над челом самодержца сверкал драгоценной осыпью — алмазами, изумрудами да яхонтами — венец царский, соболём опушенный. Рамена государевы были покрыты бармами, именуемыми «диадимою»; на груди сиял Крест Животворящего Древа. Царский посох сменялся на зла-токованный жезл, изукрашенный богато, каменьями осыпанный. Лобное место к этому времени устилалось-убиралось бархатами да сукнами, да камкою. На возвышавшемся на нём аналое, укрытом пеленою впразелень, возлагалось Святое Евангелие, окружавшееся иконами. Путь отсюда к Спасским воротам кремлевским ограждался обитыми красным сукном надолбами-решётками. Вся Кремлевская площадь представлялась морем голов и пестрела войском «стрелецкого и солдатского строю» и народом московским.

Взоры всех собравшихся на площади были устремлены на лобное место, неподалеку от которого стоял долженствовавший изображать «осля» конь, окружённый пятью дьяками в золотых кафтанах под началом патриаршего боярина. Поблизости помещалась на обитой красным сукном и огороженной пёстро расписанной решёткою колеснице праздничная нарядная «верба».

Её представляло большое дерево, изукрашенное искусно сделанной зеленью, расцвеченное бархатными и шёлковыми цветами и увешанное яблоками, грушами, изюмом, финиками, винными ягодами, цареградскими стручками-рожками, орехами. Во время шествия, под нею стояли в белых одеждах мальчики — «певчие поддьяки меньших станиц» из патриаршего хора, которые пели «стихеры цветоносию». Выходили царь со святителем из Покровского собора; благословлял патриарх возвратиться всем крестам и образам в святыню святынь московских — собор Успения Богоматери. После раздачи пальмовых ветвей и вербовых лоз государю, духовным и светским властям, а затем — одной вербы младшим государевым чинам и народу, — приступали и к самому действу. Начиналось оно тем, что архидиакон, став лицом к закату солнечному, читал подобающие празднику страницы Евангелия. В то время, как он произносил слова — «И посла два от ученик», соборный протопоп подходил с ключарем к патриарху под благословение: вместо двух учеников Христа «по осля идти». В ХI-й книге «Древней Российской Вивлиофики» Н. П. Новикова^* так рассказывается об этом:

…Приняв благословение, пойдут по осля ко уготованному месту, идеже привязана, и, пришед, отрешают е; причём боярин патриарший глаголет: что отрешаете осля сие? И ученицы глаголют: Господь требует. И поведут ученицы в обе стороны под устца, и приведут к патриарху к Лобному Месту, а патриарши дьяки за ослятем несут сукна, красное да зелёное, и ковёр…

Затем патриарх благословлял царя-государя и — с Евангелием в одной и крестом в другой руке — садился на подведённого к нему «осля», одетого красным сукном с головы, зелёным позади. Начиналось шествие, открывавшееся, по обычному чину, дьяками, дворянами, стряпчими и стольниками, за которыми везли на описанной выше колеснице вербу. — «Осанна Сыну Давидову! Благословен грядый во имя Господне!» —раздавалось из-под её ветвей и звенело, переливаясь тонкими голосами, умилительное пение малых певчих патриаршего хора. Следом шли чины духовные, неся иконы; за духовенством — ближние люди государевы, думные дьяки с окольничими — все с вайями-вербами в руках. Наконец, шествовал, поддерживаемый двумя стольниками, государь, ведший «осля» за повод. Вместе с венценосным хозяином Земли Русской держали повод ещё четверо: первостепенный боярин, государев да патриарший дьяк и патриарший же конюший старец. Пред государём несли его царский жезл злато-кованный, его, государеву, вербу, государеву свечу и царский плат. Обок выступал сонм бояр, окольничих и думных дворян с вербами в руках. Святитель осенял народ крестом во всё время шествия. За патриархом следовало духовенство в богатейшем праздничном облачении. Медленно-медленно подвигалось шествие на осляти от лобного места через Спасские ворота — к собору Успенскому. Весь путь государев и патриарший устилали стрелецкие дети красным да зелёным сукном; по сукну другие мальчики раскладывали однорядки цветные, пестревшиеся всеми цветами радуги.

Как только шествие вступало в Спасские (святые) ворота, над Кремлём раздавался с Ивана Великого гулкий благовест, подхватываемый кремлёвскими храмами, а затем — расплывавшийся по всем сорока-сорокам церквей московских. Плавными, стройными волнами гудел-разливался над Белокаменною могучий медный звон, усугубляя торжественность шествия. Затихали голоса колоколен только в ту минуту, когда государь со святителем входили под сень Успенского собора. Здесь соборный протодьякон дочитывал евангельскую повесть о великом празднуемом Православною Церковью событии, патриарх принимал из царских рук вербу-вайю и, благословив государя, целовал его в правую руку. Царь возвращал целование и шествовал к себе во дворец, где — в одной из церквей на Верху — совершалась в это время Божественная литургия. Действо заканчивалось. Патриарх служил литургию в Успенском соборе, а затем шёл к поставленной у южных дверей храма колеснице с нарядной вербою, молитвословил пред нею и благословлял «праздничное древо». Соборные ключари, между тем, отрубали большой изукрашенный сук от вербы и несли его в алтарь, где обрезывали ветви, чтобы после отправить их на серебряных блюдах в государевы покои. Часть ветвей раздавалась духовенству и боярам. Стрельцы и народ получали остатки «древа» со всеми украшениями и привесками.

Во дворец государев подавались в этот день особые, нарочито изукрашенные вербы: для самого царя-государя, для царицы, царевичей и царевен. Эти вербы были роскошно убраны и ставились на маленькие санки, обитые червчатым атласом с галуном золотным. Бумажные листья, бархатные и шёлковые цветы, разные плоды, ягоды, овощи и пряники в пёстром изобилии вешались на них. У патриарха, в его Крестовой палате, были на Вербное Воскресенье праздничные столы для многочисленного духовенства всякого чина, а также для особо приглашавшихся бояр, окольничих, думного дьяка, ведшего «осля», голов и полуголов стрелецких, принимавших участие в шествии, и других чинов. Столы завершались государевой да патриаршею заздравными чашами. Святитель одаривал бояр и дьяка, лицедействовавших на шествии и, благословив их святыми иконами, отпускал с миром. Полное звено яств и питий, бывших за столами, посылалось ещё с самого начала к государю и всему семейству царскому: несли их владычные сокольники в сопровождении патриаршего боярина и разрядного дьяка. Принимал царь присланные «столы», жаловал патриаршего боярина двумя подачами от этих «столов» с кубками; получал из рук царских и разрядный дьякон одну подачу и «достакан романеи».

ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ В ДРУГИХ СТРАНАХ — в Италии накануне литургии, посвященной празднику Domenica delle palme (пальмовое воскресенье) возле церквей собираются толпы людей с пальмовыми и оливковыми ветками в руках. Выходит священник и благословляет всех, после чего процессия перемещается в храм. В Бельгии и Австрии крестьяне устраивают по периметру земельного надела импровизированный частокол из веток ивы и вербы, свяченных в церкви, чтобы защитить будущий урожай от любых невзгод. В Ватикане в этот день верующие католики собираются на площади Святого Петра и ждут выхода Папы с пальмовой ветвью в руках, которой он приветствует всех присутствующих. Болгары и македонцы плели венки из вербы и бросали их в реку. Тот, чей венок уплывал дальше всех, считался победителем, «крестным». Остальные — «причастные» — должны были ему во всем угождать. В Боснии наутро в Вербное воскресенье принято умываться цветами (водой, в которую добавлены почки вербы, сережки ольхи)

×