Солярное тело власти

В заповедностях русской истории неразгаданной притчей лежит тайна ряженого царя Симеона Бекбулатовича. Того самого, коего на княжить «посадил» Иван Грозный, а сам, назвавшись Иваном Московским, поселился на Петровке. Существует множество и самых примитивных и самых глубоких попыток объяснить этот момент царствования Ивана Грозного, но все они исходят из того, что перед нами отражение «персональной воли» Царя, его желания, ведомого «коллективным бессознательным» или его «сумасбродства», обусловленного характером, или политическими причинами. Между тем, на мой взгляд, «история с ряженным Князем» ни что иное, как инициатический, не личный, а от Бога, процесс самолегализации себя. Той самой самолегализации, что «дарует» власть несущему «второе тело». И тут вернёмся к дню сегодняшнему, а именно к высказанным Александром Гельевичем Дугиным взаимопересекающимся концептам о «втором теле Путина» и о «Путине солярном и лунарном». Спешу заметить, что сам «Путин», не имеет к этой статье ровно никакого отношения. Более того, на мой взгляд, АГД выдвинув чрезвычайно важную идею, отталкиваясь от которой можно начинать разговор о характере сакрального в «русской власти», примером и образцом себе взял того, который к этой идеи отношения не имеет.
Впрочем, говоря о «солярном и лунном Путине», Александр Гельевич делает весьма верное замечание:

С моей точки зрения, Путин — не человек, Путин — это концепт, носитель некоей функции…

Иными словами речь идёт именно о «власти носители», а не о президенте. Насколько я понимаю, именно в этом смысле многие рискуют утверждать, что линия «Царь есть всегда, он один и не имеет завершения» продолжается после гибели Николая 2 в Ленине, Сталине и так далее. На мой взгляд, допущения такого «продолжения цепи» в корне не верно, но здесь мы не будем об этом говорить. Мы поговорим именно о «концепте, носители некоей функции». Рассуждая, о «втором теле» власти, Александр Гельевич ссылается на замечательную работу Эрнста Канторовича «Два тела короля». В презентации АГД суть концепта Канторовича выглядит так:

В Средневековье существовала теория, что у монарха помимо обычного индивидуального тела есть еще одно — «мистическое». Оторвав эту концепцию от религиозных представлений, мы можем сказать, что «второе тело» есть социально-политическая функция Правителя как высший горизонт всех остальных составляющих, включая индивидуума и ситуативный баланс целей и интересов внутри общества, элит и влиятельных кланов. Именно это «второе тело» и есть та инстанция, в которой коренится суверенитет. Это точка господства, которая уже не зависит ни от чего из области первого тела. Именно на уровне этого второго — «политического» — тела и принимается Решение. Суверенным является тот правитель, у кого имеется это второе тело^[2]…

Тут, на на мой взгляд, необходимо несколько «замедлить мысль» и подумать каким образом это проявление «второго тела» отраженно не в европейской, а именно в русской истории. Потому как Русская История — история метафизически особая, и с этим вряд ли будет спорить тот же АГД, хотя бы потому, что он ни в коей мере не отрицает «особого русского пути», хотя и видит его (по крайне мере в последнее время) токмо географической путём-миссией вовне. Мы же, рассуждая о «втором теле» власти попробуем посмотреть вглубь, в область той самой Потаённой Руси, Руси Заветной, парадоксальной, которая «не умью, а чую». Именно тут можно обнаружить те самые моменты, где русское «второе тело» власти проявляло себя, проявляло не столь прямолинейно, как сейчас его пытаются обозначить многие, а проявляло неразгаданной загадкой, сказочностью, инициатической ступенью, пройдя которую власть становилась именно тем, что «рукой лечит и взглядом на смерть посылает». Теперь возвратимся к первым фразам этой статьи. Итак, Иван Грозным, «оставив царствовать» Симеона Бекбулатовича шлёт ему поклоны да челобитные:

Посадил царем на Москве Симеона Бекбулатовича и царским венцом его венчал, а сам назвался Иваном Московским и вышел из города, жил на Петровке; весь свой чин царский отдал Симеону, а сам ездил просто, как боярин, в оглоблях…  Государю великому князю Семиону Бекбулатовичю всеа Русии Иванец Васильев с своими детишками, с Ыванцом да с Федорцом, челом бьют^[3]…

Иван Грозный — Первый, по имя наречению Царь Руси. Спустя век другой Первый — Пётр (Первый, как император) делает тоже самое — рядится в Петра Михайловича, простого «бомбардира», и назначает «монархом», «князем-кесарем» Ромодановского, коему целует руку и от которого «чины принимает». При чём в случае с Ромадоновским речь идёт уже о «династии», ибо в этом «сажение на трон» принимают участие отец — Фёдор Юрьевич и сын его — Иван. Далее необходимо упомянуть ещё о двух эпизодах.  Это известные «опричный монастырь» Ивана Грозного и «всешутейший собор» Петра Великого. По многим свидетельствам, Иван Грозный в Александровской слободе в полной мере имитирует монашеские обряды, исполняя роль игумена и обряжая своих опричников чернецами. Со всешутейным собором Петра тоже самое. Безусловно тут на ум приходят и русские масленичные и купавные игрища, когда «всё наоборот», и французский праздник «дураков» с его алхимическим символизмом:

Праздник Дураков, со своим папой, сановниками и народом — блестящим, веселым народом средневековья; праздник выходил из церкви и разливался по городу… Веселая сатира на невежественное духовенство, идущая со стороны скрытого знания! О! Праздник Дураков со своей повозкой Триумфа Вакха, которую тянут кентавр и кентавриха в чем мать родила, сопровождаемые великим Папой; со своим непристойным карнавалом, оккупировавшим внутренний двор храма! Нимфы и наяды, только что вышедшие из воды; богини Олимпа: Юнона, Диана, Венера — все идут к храму, чтобы услышать мессу! И какую мессу! Сочиненную посвященным Пьером де Корбейль, архиепископом Санским по языческому ритуалу; когда паства 1220 года слышала ее, она приходила в восторг: с губ людей срывались крики: эвоэ! и как в бреду, они повторяли: Нжc est clara dies clararum clara dierum! Нжc est festa festarum festa dierum! (Этот день — самый торжественный среди всех торжественных дней! Этот день — самый праздничный среди всех праздничных дней!) Был еще Праздник Осла, почти столь же пышный, как и предыдущий, с триумфальным входом под священные своды метра Осла, чьи сабо некогда ступали по мостовым Иерусалима^[4]…

Все эти ассоциации безусловно имеют место быть, с одним лишь замечанием — в случае и с «опричным монастырём», и с «всешутейным собором», и с Симеоном Бекбулатовичем, и с Ромадоновскими  — «инициатором» является не народ, а Царь. И тут очень важно следующие — для современности (утративший «чую») характерно проводя параллели меж указанных «моментов» полагать, что тут «царь дублирует народ», ну или в «царе проявляется народных дух». Возвращаясь, к Канторовичу и Дугину и перенеся предложенные им концепты в связку Царь — народ, современность бы заявила: «второе тело — народ», «солярное тело — народ». Но можно ли так полагать, если стоять на позиции святости, сакральности, отБоговости Царя (Русского Царя, я имею ввиду)? Ответ напрашивается сам собой — ни в коей мере нельзя. «Второе (или солярное) тело» это то «тело»,  в коем течёт царская кровь, а значит это именно и конкретно сам Царь, освобождающийся от «первого тела» с помощью «шутовской коронации» (Симеон Бекбулатович, Ромадоновские) и очищающийся после инициации от «крови первого тела» через «опричный монастырь» или «всешутейный собор». В этом контексте важно вспомнить, что Симеон Бекбулатович — потомок Чингисхана, а Ромадоновские несли в себе кровь Рюрика.
И тут АГД одновременно и прав и не прав утверждая:

Суверенным является тот правитель, у кого имеется это второе тело. У того, у кого оно отсутствует или развито слабо, власть сводится к результату объективных факторов, включая индивидуальные и психологические. У того, кто им обладает, есть еще нечто сверх того —это королевская тайна, мистерия власти. Именно она, согласно Средневековым правовым доктринам, и была основой легитимности короля. Король легитимен в силу обладания вторым телом. Кто им обладает, суверенен. Кто не обладает, является в конечном счете узурпатором. Роль правителя в истории — это вопрос, обращенный как раз к инстанции «второго тела». Именно оно суверенно и действует на уровне исторического процесса^[5]…

Правда в утверждение, но не правда в попытке перенести это утверждения на того, кто может претендовать лишь на «современную» трактовку о которой мы уже говорили выше и, согласно которой, «второе, солярное тело» не кровь и не «от Бога»,  а народ и его выбор.