Коран это «третий завет», Князь Владимир был мусульманином, а Достоевский почитателем ислама | толерантность на службе у Аллаха

Председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин направил на имя генерального прокурора РФ Юрия Чайки заявление с просьбой проверку сайтов и СМИ:

на предмет наличия публикаций, порочащих пророка Мухаммеда и религиозные чувства мусульман, (которые) направлены на возбуждение религиозной розни, на формирование искаженных представлений об Исламе и о последователях этой аврамической религии Единобожия, тем самым нарушают права, свободы и законные интересы мусульман — граждан России…

Р.Гайнутдин считает, что:

необходимо принять меры по пресечению неконтролируемого распространения оскорбляющих религиозные чувства провокационных материалов, с тем, чтобы предотвратить негативные последствия, дестабилизирующие ситуацию…

В свою очередь Совет муфтиев, по словам его главы, считает:

своей прямой обязанностью воспитание в верующих веротерпимости и толерантности, в условиях многонациональной и многоконфессиональной России…

— Приведённые выше слова Равиля Гайнутдинова трогательны и, учитывая общую ситуацию,  кажутся своевременны, спора нет. Однако что имеет ввиду председатель Совета муфтиев России под «своей прямой обязанностью воспитание в верующих веротерпимости и толерантности, в условиях многонациональной и многоконфессиональной России»? Ответить на этот вопрос возможно поможет следующая удивительная и наводящая на определённые размышления цитата, отражающая воззрения Р. Гайнутдинова:

Коран можно интерпретировать как «третий завет» и обсуждать триаду: Ветхий завет — Новый завет — Коран как третий завет… Христиане веками отрицали Коран как богоданную книгу, считая, что ислам — это никакая не религия, а Аллах — это сатана, как прозвучало в проповеди одного иерарха в храме в наше время, — им будет трудно уйти от такого понимания. Сейчас на словах — мы братья, ислам как мировая религия уважается. Но пока богословски, догматически никаких позитивных шагов в этом направлении не сделано… Если бы состоялось богословское признание ислама со стороны христиан, православные были бы более доброжелательны по отношению к мусульманам и не считали бы, что только православие в нашем государстве имеет право на жизнь, а остальные — это какие-то пришельцы. Ислам пришел на нашу землю раньше, чем крещение Руси — на территории Дербента (Дагестан) уже в VIII в. была построена мечеть. Ислам — это религия не пришельцев, не мигрантов, а коренных россиян^[1]…

— Но если слова Равиля Гайнутдинова о Коране, как о «третьем Завете» удивляют, то настоящий шок способны вызвать следующие «исторические изыскания», которыми любят «козырять» мусульмани РФ, обосновывая свои претензии быть «главной религией России»:

По мнению известного тюрколога О. Прицака Владимир будучи новгородским князем принял ислам, но затем, в 988 г., он крестился сам и ввел крестить Русь, и уже в 1014 г. булгарский каган Муэмин II вновь склонил его к исламу. Свои предположения Прицак строит основываясь на работе арабского историка Аль-Марвази (1120 г.) и своде булгарских летописей «Джагфар Тарихе» (1680 г.) и косвенно это подтверждается следующими фактами:

1. Владимир женился на дочери булгарского кагана, а по исламским законам мусульманка может выйти замуж только за мусульманина.
2. Любимыми сыновьями Владимира были Борис и Глеб, рожденные от булгарки.
3. Перед смертью Владимира Борис и Глеб были единственными сторонниками отца и умерли от рук старшего брата Святополка по прозвищу «Окаянный» .
4. Канонизации первых русских святых — Владимира, Бориса и Глеба проходила долго и нерешительно^[2]

Даже непонятно как отнестись к этим «выводам историка», ставящим, по сути, под сомнение первых русских святых, и объявляющими Крестителя Руси — дважды мусульманином.

— Но не только «религиовединие» и «историю» поворачивает в выгодную для себя сторону российский ислам. Русская литература ещё один «фронт работ». И тут тоже можно встретить немало удивительного. В своей статье «Достоевский и ислам»^[3] Джаннат Сергей Маркус утверждает, что неверно «воспринимать наследие Федора Михайловича как «русскую идею» по преимуществу, как убеждённость в «исключительности спасительного Православия», так как:

он понимал глубинное единство авраамических религий… И удивительно, насколько Достоевский сумел опередить свое время в понимании преемственности Пророков Единобожия (мир им всем) и в личном сочувствии к Пророку Ислама (да благословит его Всевышний и приветствует)!..

В качестве аргумента своей оригинальной идеи, Джаннат Сергей Маркус предлагает вниманию читателей (мусульманского портала) интервью с доцентом кафедры русской литературы Башкирского Государственного Университета Валентиной Васильевной Борисовой. Госпожа Борисова весьма по своему трактует страницы романов Ф.М. Достоевского «Записки из Мёртвого Дома» и «Преступление и наказание»:

Там есть замечательные страницы, в которых рассказывается, как писатель общался с молодым дагестанским татарином, мусульманином Алием, как они вели долгие разговоры между собой… Достоевский выступал тогда не только в роли учителя молодого мусульманина, своеобразного «миссионера» или «проповедника» православной веры. Он и сам многому научился от Алия. Вот смотрите: Алий, слушая рассказы Достоевского о Христе, воскликнул: «Иса — Божий пророк! Иса хорошие слова говорил! Ведь то же самое и в нашей книге, в Коране написано». Может быть, именно тогда Федор Михайлович впервые почувствовал эту «перекличку» между Христианством и Исламом, понял, что Коран и Библия, Коран и Евангелие — это книги родственные. На мой взгляд, тогда еще Достоевский пришел к пониманию генетического родства, близости двух великих мировых религий (о «Записках из Мёртвого Дома» — ред.сайта АртПолитИнфо)…

Но Достоевский не только описывал встретившихся ему людей, но и пытался осмыслить образы далекого прошлого. Несомненно, его волновала личность основателя Ислама. В романе «Преступление и наказание» звучат слова Раскольникова о Пророке Мухаммаде: «О, как я понимаю Пророка с саблей на коне! Велит Аллах, и повинуйся, дрожащая тварь». Нетрудно заметить, что в сознании Раскольникова возникает образ жестокого Пророка — но может ли мусульманин согласиться с таким взглядом? Конечно, нет. Ведь для мусульман «Магомет» (как говорили в России в 19 веке, хотя Достоевский знал, как по-настоящему звучит имя — «Мухаммад») — такой же совершенный человек, как Иисус Христос для христиан. Здесь литературный герой искажает образ Пророка. Он совершает грубую религиозную ошибку. Автор ее исправляет… Он не соглашается со своим героем, трагически ошибающимся в том, что Иисус и Магомет — это противопоставленные друг другу идеалы. Такая оппозиция — только в сознании Раскольникова. Единство этого пророческого ряда: Иисус, потом Магомет, восстанавливается в конце романа (о «Преступление и наказание» — ред. сайта АртПолитИнфо)…

Вероятно из всех трактовок позиции Ф.М. Достоевского, предложенная в этой статье самая фантастическая, и возможно стоит задуматься: кому и для чего это понадобилось.